Глава 5. Сам себе послушник

Я встала пораньше, боясь, чтоб Гелий опять не сбежал. Но его уже не было. А чемодан стоял.

Чего он везде таскается со своим чемоданом? Что там еще есть, кроме ежиков? Мне было страсть как любопытно, неужели все необходимое для жизни может влезать в такой маленький чемодан? В общем, так вышло, что я его вертела, вертела, а потом он вдруг открылся.

В чемодане лежали ручка, бумага, расческа, зубная щетка, какая-то одежда и несколько толстых исписанных тетрадей. Я подумала, что это, может быть, выдержки из любимых книг. И заглянула внутрь.

«Сам себе послушник... Нужно заставить тело подчиняться мне. Оно гениально сработано, и все только и занимаются тем, что разрушают этот прекрасный инструмент. Но моя программа получить/отдать должна быть выполнена. Увы, пока что мне удается лишь получать».

Оказывается, это был дневник. Я положила тетрадку на место и закрыла чемодан.

Я же не знала, что это дневник!

И какой странный, совсем неясно, о чем речь! Заставить тело подчиняться... страсти какие. Чье тело, интересно знать? Тело – инструмент, наверное, это какой-нибудь прибор физический… Гениально сработанное тело – кто его сработал? И что за программу Гелий выполняет? Получает энергию из Космоса. Нигде не живет. Все успевает. Крайне подозрительно.

Из-за всего этого я опоздала в школу.

– Махнем завтра на карьеры? – подскочили ко мне на переменке Галка с Женькой.

– Давайте, – ответила я. – А Гелия с собой захватить можно?

– Захватить-то можно, – сказал Женька, – но как ты его понесешь? Или ты захват особый знаешь?

Женька вечно дурачился.

На этот раз у Гелия не было работы на дому. Он сразу сказал, как только я появилась во дворе:

– Пошли в детдом. Я договорился с воспитательницей, чтоб она разрешила сегодня взять с собой Юльку.

– Куда взять? – не поняла я.

– Куда, куда! Ты не заметила, что она везде выставляет напоказ свою «бездомность»? Я ее хочу отучить ныть.

В этот момент, воодушевленный какой-то своей идеей, он стал смешным, как совсем маленький мальчишка. Это потому, подумала я, что дети часто бывают такими, а взрослые обычно вялые, холодно-расчетливые или, на крайний случай, деятельные, но тоже скорей не оживленные, а просто задерганные.

Короче, мы отправились за Юлей. Мы шли, а мне понемногу стало стыдно, а потом очень стыдно, а потом я остановилась.

– Ты чего? – спросил Гелий.

– Я залезла в твой чемодан, – угрюмо сказала я.

– Так, – кивнул он. – И?

– И в твой дневник. В свое оправдание мне сказать нечего.

– Ну, а мне тем более, – сказал Гелий. – И?

– Прости.

– Что еще остается, – ответил он. – Ты мне не веришь, что ли?

– Да нет, ты не думай, я всего три строчки только… мне очень хотелось узнать, что у тебя в чемодане.

– Спросила бы, я бы тебе дал все что хочешь, – грустно сказал он. – Идем, надо успеть.

Некоторое время мы шли молча.

– Гелий…

– Ну?

– Что такое программа получить-отдать?

– Это в смысле сначала учишься чему-то, потом это дальше в мир отдаешь, – нехотя ответил он. – Ведь не ради себя одного совершенствуешься, а для всех.

– А почему ты назвал тело инструментом? Это про что? И как его все разрушают?

– Инструментом… Вот я уже рассказывал тебе, что верю в жизнь после смерти. Дух воплощается на Земле или где-нибудь еще много раз. Сейчас мой дух использует мое тело, чтобы общаться здесь и совершенствоваться. А разрушают наше тело неправильное питание, например, или неправильный образ жизни.

– Ты подразумеваешь всяких алкокуриков? – уточнила я.

– Алкоголь, наркотики – о них вообще речь не идет, – возразил Гелий. – Это азбучная истина. Я говорю, например, о пирожках с мясом. Уже тысячи исследований доказали, что мясо организму ни к чему, а мы его все едим. А режим дня? Сколько людей, особенно молодежь, ложатся спать уже после полуночи, а утром еле встают. Почему не посмотреть на солнце, которое всем живым существам отсчитывает биологические часы? Нет, надо идти наперекор природе, ломать, коверкать и перегружать свой собственный организм!

– Тише, тише! Слушай, так что ж ты вчера ел у нас макароны по-флотски, если мясо вредно?

– Потому что мне не приходится выбирать, – ответил он. – Но когда-нибудь я, наверное, перестану бродяжничать, и тогда заживу, как говорится, по-человечески...

– Когда? – сразу же полюбопытствовала я.

Гелий пожал плечами.

В детдоме он показал ребятам фокусы, попускал пузыри, а потом спросил у Юли, хочет ли она покататься на аттракционах. Та изъявила бурное согласие, и мы отправились в детский парк.

Гелий покупал билеты на все подряд аттракционы, и в ответ на мое напоминание о том, что средства у него далеко не лишние, он только сказал:

– Деньги мои, куда хочу, туда трачу.

Юля каталась вверх, вниз, влево, вправо и по спирали, пока ей не наскучило. За это время я, сопровождая ее, уже еле держалась на ногах.

– Пойдем отсюда, – попросила Юля. – Мне тут надоело.

– Мне нужно зайти в кое-какое место по пути обратно, – сказал Гелий. – Вы не составите мне компанию?

Разумеется, мы согласились. Гелий привел нас в интернат для детей-инвалидов. Он собирался написать в газету статью об этом заведении. О безногом мальчике, который писал музыку, о девочке с параличом, которая рисовала картины единственной функционирующей рукой, о другой девочке, горбатой и глухонемой, которая шила мягкие и добрые игрушки... Всем им было не больше десяти.

– Это несчастная девочка, – представил им Гелий Юлю, – у нее нет родителей.

Ребята подходили к ней или подкатывались на тележках и утешали. Когда к ней приблизилась, неумело протягивая вперед изогнутую ручку, хромая девочка лет четырех, она вдруг повернулась и выбежала на улицу.

Мы нашли Юлю в палисаднике.

– Что же ты убежала? – спросил Гелий.

– Меня напугала хромая, – ответила она.

– А-а, это та девочка, которая лепит из глины? У нее такие добрые глаза... Постой, где это ты поцарапалась?

– Я... пыталась ходить на одной ноге, – не сразу сказала Юля. – И наткнулась на куст. Это очень неудобно – так ходить, – она немного помолчала и добавила:

– Почему они меня жалеют? Им живется хуже, чем мне. У них нет рук, нет ног...

– Ну и что же, что нет, – возразил он. – Они умеют радоваться тому, что у них есть. А ты не умеешь.

Она сердито глядела на Гелия и молчала.

– Идем, – я погладила ее по голове. А она прижалась ко мне и сказала:

– Ну можно… ну можно ты хотя бы понарошку будешь мне мама? Ну хотя бы вечером по воскресеньям? Можно?

Гелий за ее спиной предостерегающе замотал головой и замахал руками. Но я сказала:

– Можно. По воскресеньям утром обязательно, а в другие дни как получится. Только ты накрепко помни, что понарошку, потому что мне лет мало и мне тебя ни по какому закону не отдадут.

– Я понимаю, мама, – шепнула она. И больше уже не отцеплялась от моей ладони.

Пока я объяснялась в детдоме с воспитательницей, Гелий ждал за оградой. Я вышла, и он сказал, еле сдерживаясь:

– Мамаша, вы бы хоть предупреждали! Ты вообще представляешь, что тут произойдет, если ты в какое-нибудь воскресенье не явишься? Это вообще… я не знаю что такое! Ты бы хоть… ты бы хоть со мной сначала посоветовалась!

Какое любопытное заявление!..

– А почему я должна с тобой советоваться? – улыбнулась я.

– Нипочему! Маленькая ты еще для мамы! Тебя саму еще воспитывать и воспитывать.

– Может быть. Но когда я буду большая, мне будет некогда, – ответила я.

Назад в раздел