Часть 1. Глава 10. Мировоззрение.

Девчонки ушли вслед за Севкой и Николаичем и унесли пилу, а им осталось прибрать площадку. Получилась целая груда хвороста.

- Зря Мари отпустили, - говорит Илья. - Сейчас бы унесла... Ну ладно, в другой раз. Ну что, взяли?

Им предстоит нести узкое недопиленное бревно. Но Дёма не торопится его взять, садится, трёт чумазый лоб.

- Командор! Есть личные вопросы. Не из любопытства. Ответишь? Дальше меня не пойдёт - обещаю.

- Хм... Ну спрашивай, там поглядим.

- Вот вы говорили, а я всё думал. Про женщин всё-таки. К тебе, наверное, они в походах нет-нет да цепляются? Что ты с ними делаешь?

- Если они мне не мешают, ничего, - смеется Илья. - Да они сами отстают через некоторое время.

- Сами? Почему? Командор, ты меня прости, что я лезу, но я выстраиваю свое мировоззрение. У меня такое ощущение, что ты моему мировоззрению нужен.

- Потому они отстают, что у меня уклад свой, и меня с него не сдвинешь. Понимают это - и отстают.

- Слушай, но... Неужели тебе не встречались те, которые начинают подыгрывать? Ну, понимаешь, мышеловочка такая: сначала "мы с тобой одной крови"*, а как свяжешься с ними - тут и начинаются требования. Неужели не встречались? Или ты вообще какой-то непрошибаемый?

- Мне сложно подыгрывать, потому что я сам не играю, - отвечает Командор. - Впрочем... была одна. Но тут как сказать? Она пыталась себя под меня подстроить. Мне тогда казалось, что она это делает искренне - ну, вот как люди свой характер перековывают. А у неё мотивы несколько другие были... Можно представить, чем это кончилось в один непрекрасный день. Оказалось, что я тиран, пользуюсь своим магнетизмом, влиянием, тащу за собой, ломаю чьё-то мироощущение... Разом потерять человека, да ещё и понять, что он тебе два года лгал, а ты его два года под себя гнул... врагу не пожелаю.

- Это кончилось недавно, - говорит Дёма.

Командор щурится на солнце. Нехотя отвечает:

- Пару месяцев назад.

- Командор, ещё... говорят, что женщина мужчину лепить может. Это правда?

- Пожалуй, - кивает он. - Она живёт немножко в другом измерении. Руки у неё слабее, а что-то такое невидимое - сильнее. Мужчина, женщина - оба друг друга ваяют, и друзей и врагов своих... но женщина больше.

- И как ты от этого спасаешься?

- Да никак не спасаюсь - сопротивление бесполезно, - улыбается Командор. - Просто я прежде всех верен Красоте и Правде. А у них силища великая!

- Красоте и правде, - ворчит Дёма. - Ну ладно! Вот ещё спрошу тебя, как опытного тирана. Вернемся к той, которая подстраивалась. Жила она - поживала, верила в своих там идолов. И встретила тебя, красоты-правды подданного, и захотела с тобой быть, только не разобралась до конца, что ей нужно? Человек, или вера его, или и то и другое? Как ей это понять, не попробовав, не окунувшись в человека и в его веру? Или уйти, забыть, сделать вид, что ничего этого - нет? Ты бы сам что на её месте сделал?

- Не знаю.. прежде всего разделил бы человека и идеи, наверное.

- А, так значит, можно любить человека и не разделять его идей? Как Ходко и Шаповалова, да?

- Это ты лучше у них спрашивай, - отвечает Командор. - Вставай с сосны, и пойдём. Ноги идут, разговору не мешают.

- Тьфу! - Дёма поднимается, берётся за ствол. - Что за жизнь, весь я пополам, ничего не пойму! Раз, два, взяли!

Бревно ложится на плечи. Дёма выше, стало быть, Командору немного не повезло.

- Итак, - продолжает Дёма, - берём некого Имярека. Бац, бац - делим пополам! С одной стороны - вера, идеи, мировоззрение там. С другой - человек, ха-ха! Что такое человек? Наука говорит, что на 80 процентов человек состоит из воды. Ну, там ещё кальций, углеводы, дезоксирибонуклеиновая кислота... В общем, мокренькая кучка с рефлексами: поесть, поспать, почесаться. И Николаич ещё спрашивает, почему я не люблю человека!

- Есть такая штука, называется сердце, - чуть обернувшись, говорит Илья. - Если его слушаешься, то пополам быть не может. Осторожно, кусты не зацепи.

- И что, ты его слушаешься? И тебе никогда не было от этого больно?

- Больно - сколько угодно, - усмехается Командор. - Мне и сейчас кричать хочется. Но что я не пополам, это точно.

- Ты её любишь?

- Кого?

- Ту, которая подстраивалась.

- Это тебе всё для мировоззрения? - фыркает Командор. - Ну, слушай. Мы оба друг друга вроде как любили, но, как выяснилось, это слово весьма многозначно. Засиделись мы у неё допоздна за одним делом, не закончили ещё, а уже вечер, и мне надо в общагу плестись пропитую-прокуренную. Эх, говорю, как уходить-то неохота! Юльча отвечает: так оставайся. Я невероятно обрадовался, помнится, обнял её от избытка чувств... Завершили работу, за чаем о будущем поговорили, как мы всё это дальше продвигать будем, я счастлив, она счастлива, потом иду мимо комнаты и вижу, что она вместе стелет. Тогда я перестал быть счастлив, пошёл на кухню и заварил там две больших кружки кофе... Мне казалось, что я ей никаких особых поводов не давал. Ей казалось, что если мужику под тридцать и он общается два года только с нею, и просится на ночь, и ещё обнимает, то тут и рассуждать не о чем. Слово за слово, выяснилось, что дело наше ей вообще только повод для встреч. Вот так. Я ей не врал, она мне не врала, но мы как в компьютере: без специальной договорённости параметры устанавливаются по умолчанию. Выходит, мы и не любили друг друга. Потому что если вправду любишь - видишь человека, а не свою картинку... Я тебе понятно ответил?

- Мда. Не совсем. У тебя обет безбрачия, что ли? Давай отдохнём.

Они сваливают бревно на тропу, садятся сверху. Илья достает из кармана зелёное проволочное колечко, вертит его в руке. С грустной усмешкой убирает обратно.

- Может быть, теперь и так. Вечность подарила мне встречу с моим человечком. А я его бросил в беде. Из которой теперь его и не вытащишь, потому что теперь он говорит: "А я тут живу". Так что теперь он далеко-далеко, даже когда близко. Вот и всё.

- Скверно, - говорит Дёма. - Хуже некуда! А что такое бросить в беде? Командор, когда мне кажется, что человек идёт в пропасть, а я не останавливаю его, - это бросить или нет? Ведь откуда я знаю, может, у него там, наоборот, взлётная площадка? Может, он крылатый, а я слепой и этого не вижу? Ведь я же не всезнающий! Отец меня накрепко приучил, чтоб я никогда не смел в чужую жизнь соваться, и вот я стою, и смотрю, как она...

- Кто "она"? - перебивает Командор. - Иначе твой вопрос слишком абстрактен.

- Кто, кто! Да кто бы то ни было! Человек! Конкретнее некуда! Понимаешь?

- Ну хорошо, - Илья как-то собирается, словно пружина. - Человек! Человеку, в отличие от всей природы, живущей в гармонии с Богом, дано право сознательного свободного выбора. И в этом его, человека, вселенское величие и ценность. И никто не придет к Богу, Красоте, Истине, кроме как добровольно. Ты можешь оттащить человека от пропасти - воля твоя; но спасёшь ли ты его этим - не знаю. Потому что человек - это всё-таки не мешок с костями. Это дух, спустившийся в материю, чтобы подчинить её, и в этой битве он с собою один на один. И ты в своём решении - тоже один на один.

- Ну ты вы-ыдал, - поражается Дёма. - При чем тут Бог? Как у тебя всё глобально! Девчонка влюбилась без памяти, ничего не соображает, у него там Бог какой-то...

- Ксюша соображает всё, - резко отвечает Илья. - Во всяком случае, достаточно.

- Свежо предание, - ворчит Дёма. - Ну ладно, оставим Ксюшу в покое, я вообще очень прошу не переходить на личности. Во-первых, если Мари упёрлась в меня со своей Ксюшей, это совсем не значит, что я о ней спрашиваю. Во-вторых, мне важны законы, а не частности. Ксюша, Шуша, Петруша, Беруша - или для всех них есть единый закон, или вообще всё пустопорожняя болтовня! Скажи мне вот ещё, Командор: что такое любовь?

- Любовь, - не сразу повторяет тот. - Это озарение. Это жданно-неожиданный миг, в который ты вдруг исчезаешь, и всё исчезает, а остается одно только единое сияние, которое объемлет всего себя. Это длится бесконечный миг - и тает, потому что мы, люди, слишком ещё не умеем держать в руках этого огня; а дальше только два пути - вечно идти к этому мигу, выстраивая к нему собственную лестницу, или малодушно солгать, что этого никогда не было. И если ты однажды увидел мир единым огнём и не зажмурился, то постепенно в каждой былинке начнёшь видеть его отблеск. Любовь имеет начало, но конца не имеет, и она не зависит от внешних обстоятельств, потому что не знает ни внешнего, ни внутреннего.

- Интересно, но опять абстрактно, - отвечает Дёма. - Это всеобщая любовь, а как насчет любви к человеку?

- Любовь не может быть не всеобщей, а всё прочее - не любовь, - упрямится Илья. - А человек... да как объяснить тебе: смотришь на человека, а видишь звезду, ту, которой он станет когда-то, и время будто не существует, и это звёздное будущее не в будущем, а вне времени; всё единое, всё: и расстояние, и время. Но это только когда хорошо глядишь. Мы плохо это умеем, - я уже сказал. Но это возможно.

- Опять двадцать пять. Командор, если я полюблю, да ещё всех сразу, с кем мне, извини, детей делать? Особенно если за мной несколько любимых увяжется?

- Если ты полюбишь, то уверяю тебя: исчезнут все вопросы, останется один большой ответ, - смеётся Илья.

- Это же просто шантаж, - возмущается Дёма. - Ну ладно, вот ещё: ты за ту, чьё колечко, на смерть пошёл бы?

- На смерть проще, ведь это порыв, - отвечает Илья. - Суметь бы на жизнь пойти! Так, чтоб, если через тысячу лет она протянула руку, то мгновенно обрела бы мою. Вот это задачка...

- Абсурд, дикость, - сердится Дёма. - Какая-то девчонка, одна из миллиардов! А красота, а правда, про которые ты толковал? Свести всю жизнь к какому-то крохотному человечку, песчинке! Это ж преступление перед миром! Какова цена, а! "Я продан, я больше не Божий, ушёл продавец, и с явной усмешкой глядит на меня покупатель"!*

- Дёма, ты произошёл из союза двух крошечных клеток. Как ты полагаешь, из чего происходит мир?

- Не знаю, я миров не творил, - отвечает Дёма. - Понимаешь, ну ладно, положим, я люблю кого-то, и я готов отдать много, или очень много, или страшно много, но отдать всё - это слишком большая цена.

- Да, большая... Но есть вещи, которые ни по какой другой цене не приобрести. Что тут сделаешь? Когда тебе жалко денег на арбуз, ты уходишь с базара без арбуза. Если тебе жалко заплатить за любовь, стало быть, ты её не получишь. Так сказать, ничего страшного: большинство так и живёт.

- Да заплатить, может, даже и не жалко, но я никак не пойму, что я от этого приобрету, кроме головной боли?

- Приобретёшь приближение к любви, и ничего больше, но в этом всё. И вообще, кончай со мной торговаться, я тебе ничего не продаю. Сам ко мне пристал, и я ещё должен объяснять ему, почему он пристал.

- Я тебя обожаю, Командор, но учти, это ненадолго, - говорит Дёма. - Ты обогатил мое мировоззрение. Мне надо чем-нибудь отплатить тебе?

- Надо, надо, бери наконец бревно и пойдем в лагерь!

Назад в раздел