Часть 1. Глава 11. Не играю.

Свалив с плеч последние чурбаки, Андрей с наслаждением вытягивается на пенке у костра. Пока они трудились, ребята занимали себя кто во что горазд.

Борька с Витьком сражаются на мечах, пыхтя и не забывая артистично пускать по ветру расшитые плащи. У Борьки - длинный и тяжеленный пластиковый двуручник, у Витька в каждой руке - сплющенная половинка гардины с эфесом. Выпендриваются перед Еленчиком, но та больше занята вытаскиванием и засовыванием в кожаные ножны с бисерным узором своего не поймёшь чего, но с рунами по клинку. Сел ждать своей очереди, временами щёлкая фотоаппаратом, и лохматый Севка. Он бредит Крапивиным, и его все эти эльфо-гномские штуки не интересуют, но он тоже рад помахать мечом, если дадут. Остальные кто где. Одни сидят тут же на пенке болельщиками, другие слоняются по стоянке, доедают суп, ковыряются в костре... Ваньчик, конечно, читает, воздев к небу свои острые ключицы, а Ксюша сидит рядом с ним, свернувшись калачиком, смотрит в облака, хмурится. Что у них с Ваньчиком за таинственный союз, Андрей уже успел выяснить у Олега: оказывается, скрытный Ваньчик ни много ни мало юный альпинист и не меньше Ксюши походник. Но альпинисты альпинистами, а Ксюша, которая Андрею в школе на каждом шагу попадалась, здесь откровенно чурается его; что случилось? Пойти спросить, так ещё и неладно выйдет. Устроить, что ли, игру их излюбленную?

Подходит Таня, садится на траву.

- Николаич-Николаич, чего вы такой грустный? Я хожу тут вокруг вас, уже от жалости помираю. Хотите вот оленёнка? - она показывает причудливый корешок. Правда оленёнок. Даже с рожками.

- Спасибо, Танюшка... Я не грустный, я влюблённый.

- Я тоже, - вздыхает она.

- А ты в кого, чудо моё? - улыбается Андрей.

- Да вот в вас, - храбро отвечает Таня.

Он размышляет над этим, потом говорит:

- Тогда не в вас, а в тебя... Хорошо тебе: ты со мной хоть дрова несла, а вот Ксюшка со мной вообще знаться не хочет. Давай тут валяться вместе на солнышке и грустить, что всё так несправедливо? Я подвинусь. Можешь даже на плече у меня устроиться, только смотри, веди себя в рамках приличия. Правда, я сам не знаю, что это за рамки, ну да и ладно с ними. Потом будешь вспоминать на старости лет, как мы с тобою общую грусть переживали, внукам рассказывать. Хочешь?

Таня негромко, хорошо хохочет, укладывается рядом, подперев подбородок.

- Николаич, почему ты такой хороший? Почему в тебя все влюбляются?

- Ну уж не все... А так - понимаешь, я влюблён в жизнь, а это очень заразно.

Приходят Дёма с Ильей, сбрасывают рядом бревно.

- Во! - удивляется Волчанский. - Николаич везде поспел! Вчера Ксюша, сегодня Таня!

- Отвяжись, Купипродай, мы тут грустим, тебе, чёрствому, нас не понять, - отвечает Андрей.

- Я бы даже сказал, скорбите! Чего чурбаки раскидали, аккуратно не могли поставить?

- Раскидали! Это художественная композиция, понимать надо! Ну и разозлил ты меня, Волчанский, рроар! - Андрей поднимается кошачьим движением, потягивается от усов до хвоста, скачет между чурбаками. Дёма тут же набычивается, точнее, набуйволивается, клонит рога, бьёт землю копытом... и начинается.

С тех пор, как Андрей научил класс этой игре, она всё никак не может им надоесть. Только вот без вдохновенного руководства учителя она что-то не идёт. Но стоит ему повести хвостом или щёлкнуть клювом - даже Ваньчик откладывает свои антологии и начинает играть кого-нибудь скромного и положительного. Андрей опытный охотник - а они стая изысканных фламинго (самый изящный, конечно, громила Олег, притащивший розовый полиэтиленовый плащ), он ветер - а они садовые кусты, он костёр - а они первобытные люди... И только Командор лежит в сторонке на спине, отгородившись книгой (на обложке портрет Циолковского), и поднять его невозможно.

- Я не играю, - повторяет он. - Я скучный, мрачный и ни во что не играю. Букашка, уйми своего шута, если он тебе дорог.

- Я понял, - говорит наконец Андрей. - Это спящий в берлоге медведь, а мы весенние ручьи. А ну, на прорыв!

И первый несётся, журча и плескаясь, к лежащему Илье.

Тогда раздаётся медвежий рёв, и класс булькает от восторга. Грузно поднимается на ноги косолапый.

- Кто с ручьём ко мне придёт... - выдыхает он и, не по-медвежьи извернувшись, хватает Андрея своими геологическими лапами. Андрей не успевает особо ничего сообразить и приходит в себя только в ручье, а Командор высится над ним по колено в воде, да ещё и встать не даёт.

- Ну и ладно, - смиряется Андрей под общий хохот. - Я буду Офелия.

- Не пойдёт, - отвечает, закатывая рукава, Илья. - Как-то это двузначно. Лучше ты будешь моя любимая Муму.

- Пусти, - сердится Андрей. - Пусти, говорю, я уже не играю! Вода ледяная.

- Чи! - непонятно отзывается Командор. - Да тебе нисколько не мешает поостыть, - и снова пихает его вниз. - А разве я играю? Я ни во что не играю...

Больше уже никто не смеётся.

- Илюха, а ну прекрати, - басит Олег. - Отелло нашёлся.

Тот презрительно фыркает, перешагивает через Андрея и идёт к своей книжке.

- Эх, люди, знали бы вы, что вы теряете...

- Что мы теряем? - спрашивает Олег, раскрывая том на случайной странице. - Ампер, уходя из своей квартиры, написал мелом у себя на дверях: "Ампер будет дома только вечером". Но он случайно возвращается домой ещё днем. Читает надпись на своих дверях и уходит обратно, так как забыл, что он сам и есть Ампер. Другие писали на карете вычисления и гонялись за ней, когда она уходила... Люди, слушайте, мы правда много теряем, у тебя такие анекдоты, а ты молчишь!

Разбушевавшийся народ опять давится от смеха. Командор забирает книгу и уходит на смотровую площадку. За ним собачкой бежит Ваньчик.

- Ты читаешь, а мы живём! - несогласно кричит вслед Андрей, отряхиваясь от воды. - Так что тебе и на карете-то написать нечего, кроме цитат!

- Уймитесь, - говорит задумчиво Ксюша. - Мало вам, что ли?

- А он всегда такой милый или со мной только? - интересуется Андрей, выжимая футболку.

- Меня вчера с лестницы спустил, - она пожимает плечами. - И курткой по лицу...

- За что? - Андрей разгибается и недружелюбно смотрит на далёкую фигурку Командора. - Он что, псих? Надо было предупреждать.

- За дело. А предупреждает он всегда, - тихо отвечает она. - Но только один раз.

- Милые бранятся - только тешатся, - встревает Олег.

- Знаешь что! - сердится Ксюша. - Не уверена, что он Отелло, но то, что ты Яго, это точно!

- Я вообще баба Яга, - отвечает Олег. - Ну, та самая: накорми, напои, а потом болтай, карга старая, - берёт опустевший котелок и отправляется его чистить.

Андрей бредёт к палатке переодеваться. Значит, Отелло, да? Приехал из преисподней налоги собирать. Она ходит и боится! Играть и то боится, о чём другом и речь не идет. Чем он её запугал? Впрочем, можно догадаться. С лестницы и курткой по лицу, это вроде приветствия. Всегда предупреждает, но только один раз. Ну, похоже, предупредил, так что она теперь Андрея за пушечный выстрел обходит.

В памяти всплывают кадры телепередачи о семейном насилии. Интеллигентные улыбающиеся лица мужей. Беззубые, покрытые синяками жёны, невротические дети... И ужас, который охватывает под конец, потому что эти жёны настолько напуганы и забиты, что не видят просвета. И убеждены, что спастись им - некуда...

Остановить, остановить, пока не поздно!

Он спешно выбирается наружу. Перед палаткой, обхватив колени, сидит на земле Ксюша.

- Андрей, - говорит она (ну наконец-то без отчества) и смотрит слишком откровенно и отчаянно. Он мгновенно садится рядом, обнимает её, но она неподатлива, как камень.

- Андрей. Прости. Я должна сказать тебе. Мне следовало понять это раньше, но я боялась себе признаться. Я не люблю тебя. То есть, нет, я очень люблю тебя, но... как это сказать. Никогда больше не делай, что ты сделал на выпускном.

- О'кей! Дон'т ворри, би хэппи!* - отвечает он (вай, вай, а внутри-то какая буря, как он всё-таки к этому не готов!). - Я уразумел. Вот тебе моя лапа на дружбу.

Она поворачивает голову, смотрит в глаза.

- Что-то не так? - спрашивает Андрей. - Милая! Горько скорбя о столь жестоком отказе... вынужден довольствоваться имеющимся и смиренно протягиваю вам эту исхудавшую длань в надежде на вашу милость и щедрость... Ну так что, ты и другом мне быть не хочешь? Вот это куда печальнее.

- Хочу. Но мне трудно различать, когда ты всерьёз, а когда нет.

- Мне скучно всерьёз. Но так уж и быть. Потому что я тоже должен тебе кое-что рассказать.

Назад в раздел