Глава 8. Во имя чего?

Предыдущая глава: Глава 7. Икс Следующая глава: Глава 9. Девочка и волк. И мальчики...

Газета была сдана, контрольная тоже, и я устроилась в Пресс-центре подремать. Но не тут-то было. Появился Сева.

— Ты почему в кружке на той неделе не была? — спросил он. — Неужели и сейчас не пойдёшь? Не хочешь больше совершенствоваться?

— Совершенствуются не в кружке, а в жизни, — ответила я. — Почему не была? Потому что не люблю, когда одно выдают за другое. На объявлении обозначено одно Учение, а нам все четыре занятия говорили про совсем другое. Такой подход заставляет меня вообще усомниться в той женщине, которая ведёт урок, к тому же, какая-то она неуравновешенная. Знаешь, Сев, я давно ищу смысл в жизни и за это время успела навидаться достаточно толкователей и профанаторов великих учений. И тебе не советую туда ходить.

— Да, я тоже там иногда засыпаю, — признался Сева. — Но она интересные штуки говорит. Что мысль материальна, что летать можно. Вот я решил развивать в себе телепатические способности.

— А зачем?

— Как зачем! Мысли чужие читать!

— Зачем?

— Ну, редактор, ты какая-то глупая, — Сева обстоятельно сел на стул задом наперёд. — Вот вызывают тебя к доске. Ты не знаешь ответа. Взял и прочёл его в голове учителя! И пятёрочка в кармане! Или вот человек мне глазки строит, а я уже знаю, что у него на уме! А летать — полетаю, на землю посмотрю, бесплатный круиз. Только надо развить эти способности. Правда, она мне так и не растолковала, как это сделать, но я у неё вызнаю.

Он замолчал, победно улыбаясь.

Вспомнилась притча о человеке, которого спросили, о чём он мечтает. Он сказал: «Кусок ветчины и покататься на дверце ворот». — «Нет, а если бы ты мог пожелать чего-то гораздо большего, что бы ты попросил?» — «Много ветчины и долго-долго кататься на дверце ворот», — ответил он.

— А ты, ты чего бы хотела, если б умела летать? — спросил Сева.

Я пожала плечами.

— Того же, чего и теперь, когда я умею ползать, бегать и плавать. Я бы хотела понять, как надо жить, и жить так.

— Понятно, — кивнул Сева. — Ты хочешь быть хорошей и всякое такое. Я тоже иногда делаю добрые дела, но вместо благодарности меня обзывают подлизой!

— Есть разница, делать добро ради благодарности или ради приближения к доброте, — заметила я. — А что до обзывательств... Сева, ну а разве ты не подлиза? Как ты сам честно думаешь: не подлиза?

— Ты добрая, красивая и умная девушка, — укоризненно ответил Серединкин. — Пошёл я на кружок. Пока.

Негромко хлопнула дверь.

Я подумала: ну почему мы все в него не верим? Почему я в него не верю? Да, я отношусь к нему честнее и доброжелательнее остальных, которые потешаются. Но ведь этого всё равно мало! Кто знает, каким бы он стал, когда бы в него кто-то поверил...

Но это трудно, и ты не хочешь с ним связываться. Что ж, это твой выбор. Единственно — помни, кто будет виноват, если лет через тридцать Сева будет сидеть в Думе и издавать законы для твоей страны*.

[* Я написала эти строки не задумываясь, но лет через восемь Севино
агитационное фото появилось на автобусных проездных... А ещё чуть
позже этот Остап Бендер сменил своё имя, став полным тёзкой нашего
мэра, и выставил свою кандидатуру на выборы городского главы.]

...Севины шаги стихли в конце коридора. Сева хочет далеко пойти — видимо, вот ответ на загадку, каким образом он проник в лицей и не отсеялся на этапе собеседования с директором. А вот интересно, что будет, если произвести на свет некого идеального, совершенного лицеиста — такого, какого из нас воспитывают? Боюсь, что на вопрос о его мечтах он ответит: «Победить в международной олимпиаде».

«Нет, а если не ставить мечтанию никаких пределов?» — и зажмурившийся от беспредельных перспектив Голем произнесёт: «Тогда — победить в олимпиаде галактической. И... не только по профильным предметам, а по всем. И... пусть имя лицея прогремит по всей Вселенной!»

Когда же этот ответ вызовет у кого-то смех или возмущение и выразительные взгляды сойдутся на директоре, Дьяков обидится: «Я делаю добрые дела, пока другие сидят сложа руки, но вместо благодарности... опять все чистенькие, и только я запачкан».

И дверь за ним хлопнет.

Конечно, он очень много трудится над лицеем. Так ведь и Сева тоже из сил выбивается! Но чтобы достичь благой цели, нужно при всех повседневных заботах держаться курса. А как держаться курса, если главная цель даже не сформулирована, не осознана?

Воспитать победителей? — Хорошо, но во имя чего?

Доказать всем, что можно давать ученикам гораздо больше знаний? — Хорошо, но во имя чего? Во имя чего давать, во имя чего доказать?

Во имя чего?

Если во имя извечной общечеловеческой мечты о гармонии, правде, красоте, любви... — тогда пора признать, что мы существенно сбились с курса.

Если во имя чего-то другого, то почему, собственно, весь этот сизифов труд должен вызывать уважение?

...Кто знает, каким бы стал Дьяков, когда бы у него появился преданный мудрый друг, который мог бы деятельно помочь в корректировке курса? Только где же такого достать, и кто будет с этим связываться.

Очевидно, что я могла бы что-то сделать. Такая, как есть, маленькая, немудрая, — что-нибудь я могла бы. Но практика показывает, что я не хочу с этим связываться и выбираю бесконфликтно делать для директора заказанную им попсовую газету, обеспечивая себе и лицею «пятёрочку в кармане». Кто виноват?

Назад в раздел