Глава 9. Девочка и волк. И мальчики...

Предыдущая глава: Глава 8. Во имя чего? Следующая глава: Глава 10. Алька

В город Обнинск мы поехали на Российскую конференцию НОУ. Как обычно, лицей обеспечил делегатов купейными билетами, будто мы не обошлись бы плацкартой, и внушительными суточными, которыми мы распорядились, разумеется, не по назначению, а по своим соображениям. Мои спутники потратили все деньги на книги, а я сначала хотела было отдать их обратно, но потом решила, что это будет никому не нужный демарш. Который ничуть не уменьшит сумму обычных родительских поборов. Так эти деньги и лежали у меня несколько месяцев на какой-нибудь чёрный день.

Поехали втроём: я, Коля из параллельного и литератор Бээм. У меня был доклад по журналистике, у Коли — по метафизике, а у Бээма — деньги и ответственность.

Но там, в Обнинске, нас стало больше. Мой товарищ по переписке, житель подмосковья, фантаст Дима на радостях стал посещать меня каждый день. Видеть его я была сначала очень рада... Приезжал он первой электричкой, вынимал меня, полусонную, из кровати, донимал рассказами, преимущественно интересными, но сколько, сколько их было!.. А на открытии конференции, когда я хотела было послушать происходящее на сцене, то обнаружила на своих коленях объёмистую пачку Диминых рукописей. Их необходимо было срочно прочесть и дать рецензию. А уж когда Дима стал настойчиво приглашать меня познакомиться с его мамой и поесть грибков, рассказывая, как долго они драили домик к моему приходу, я испугалась не на шутку и стала искать спасения за широкими спинами Коли и Бээма.

Бээм подставлял мне свою спину снисходительно, а Коля — с явным удовольствием. Оба они наперегонки изобретали поводы не отпустить меня с Димой. Мне было стыдно, но у меня не хватало духу слишком прямо просить его поотстать. Кажется, он всё отлично понимал, но у него почему-то тоже не хватало духу приехать на часок попозже или уехать на часок пораньше.

Одним словом, в тот день, когда Дима, милый и хороший, но чрезмерный, по каким-то причинам отсутствовал, я вздохнула с большим облегчением.

Это был день подведения итогов конференции. Меня наградили аж тремя дипломами: двумя за организацию газеты и одним за поэтическую секцию, которую я обнаружила уже на конференции и не смогла пройти мимо. Слушатели просто ухлопались, когда я прочла своего «Волка». То самое стихотворение, напечатанное в городской газете, которое попалось на глаза кому-то из местных начальников. Говорят, начальник читал его на совещании и говорил, что ведь это же — о нём. И с той поры пошло как по Высоцкому: «С тех пор меня зовут большие люди, чтоб я им пел Охоту на волков». Впрочем, всё это уже легенды, но понять бы, почему волчий образ оказывается так близок и начальственным, и творческим кругам? Что же вынуждает людей чувствовать себя — волками?

Белый, холодный, бесчувственный снег.

Заиндевевшие снежные ёлки.

На невысоком просторном холме

Высится гордая статуя волка.

Властно обводит он взглядом свой лес.

Сила во взгляде его и фигуре.

Бури и грозы, сраженья и месть —

Всё перенес он на собственной шкуре.

Волк-одиночка. Он знает закон

Боли и крови — прямой и жестокий.

Он независим, свободен, силен —

И потому он такой одинокий.

И он гордится, что он одинок,

Лапы истёртые лижет привычно,

Воет на месяца жалкий кусок

В вечной тоске — всё один, как обычно.

Я подхожу к нему. Он узнаёт.

Где, мне скажите, холодность былая?

Нос свой прохладный в плечо мне суёт,

Лижет мне щёки, скулит и играет.

Мы говорим — обо мне и о нём,

Вместе вдыхаем сверкающий запах.

Нам хорошо среди леса вдвоём:

Две головы, и ладони, и лапы...

Вдруг раздаются шаги за холмом.

Встал он, опять и угрюмый, и строгий,

Тихо простился печальным кивком

И убежал по хрустящей дороге.

...Девочка и волк. Когда люди читают это стихотворение, думают, что девочка — это я, а волк — это кто-то, кто-то... вот вроде Дьякова, например... А когда я писала, то думала, что волк — это как раз я. А девочка... а девочки нету, она только в мечтах. Не нашлась ещё на свете та девочка, которой я, волк, решился бы довериться. Но как она мне нужна, кто бы знал!..

А может быть, она всем нужна?

Да-а... И вот, значит, ждём мы эту самую девочку, настолько открытую и сердечную, что даже наш внутренний волк не постесняется её в щёку лизнуть... Настолько отважную, что она не побоится волку эту щёку подставить — сначала правую, потом, по христианскому завету, левую, потому что с первого разу небольно лизнуть у волка вряд ли получится. Ждём и ждём. Потому что самому стать такой девочкой — слабо!

Неужели и мне — слабо?

Волком, чистым в своём непреклонном одиночестве, не осталась: не в лесу я сейчас по хрустящей дороге убегаю, где так чист снег и так ярки звёзды, не над научной работой склонилась, не в тетрадку про доброе и вечное пишу, а вот она я — сижу в зале, дипломы получаю в комплекте с удовольствием, хлопаю каким-то танцоркам в кокошниках!

Волком — не осталась. Но и девочкой отважной, весь мир понимающей — не стала. Ни то и ни сё. Кто же я...

...Колина номинация. Его не назвали.

— Знаете, я домой пойду, — сказал побледневший Коля, — голова болит.

Когда мы вернулись, я первым делом побежала к нему.

— Как твоя голова?

— А, ничего, вроде прошла.

— А-а, — протянула я. — А то я тебя лечить собиралась, аптечку принесла.

— Тогда давай, — оживился Коля, — она у меня прошла, но не совсем, ещё болит и, наверное, не прошла.

Бээм развеселился, махнул рукой и ушёл в душ, завещая нам вскипятить чай.

Орудуя над чайником, я рассказывала очередную смешную историю про Альку.

— Слушай, — перебил вдруг Коля, — можно некоррект­ный вопрос?

— Любой, — ответила я.

— Слушай, скажи, Алька — он твой парень, просто друг или кто он тебе?

Я была рада, что он наконец-таки заговорил об этом.

— Видишь ли, Коля, мне ещё, видимо, долго не надо будет... парня.

— Почему?

— Не знаю. Но я такая.

Я попыталась раскрыть перед ним все преимущества нормальной дружбы и посетовала, что людей, понимающих её, так мало — почти что никого.

— Правильно, — сказал Коля, посмотрев в сторону. — Мы уже не дети.

— Ну, вообще-то, есть один такой человек, — ответила я. — Я рассказывала тебе немного, это Виктор-то, которому двадцать четыре, помнишь, нет? Он мне друг... по крайней мере, мне так кажется.

— Дай Бог, — Коля пожал плечами.

Вернулся Бээм, выбрался на балкон и задымил.

— Вечно вы курите! — сказала я, пытаясь устыдить литератора, но в то же время перевести это в шутку. — Вы мне этим, можно сказать, всю личную жизнь испортили!

— Это как? — удивился он.

— Да вот, как литература, Алька с первой парты от вас назад уходит, а я туда не хочу.

— Так он к Гале уходит, — безапелляционно сказал Бээм.

— Вечно на других свою вину сваливаете! — возмутилась я. — Мне-то лучше знать, куда и почему он уходит!

Бээм хотел ещё добавить, но я с хозяйским видом закрыла балконную дверь и задёрнула шторы.

Алька и вправду уходил к Гале. Это хорошо, значит, он не влюблён в меня. Это лучше, чем могло бы быть.

«Взрослый» метафизик Коля лежал грустный, чуть-чуть взлохмаченный, и ему в этот раз не дали никакого диплома, а мне при нём дали целых три... Милый мой, добрый Коля, может быть, ну вдруг, пожалуйста, ну почему бы и нет, а что, если ты — всё-таки не уйдёшь от меня?

Одни слишком директорствуют. Другие слишком влюбляются. И потому ни с кем нельзя быть вместе, — да что ж это такое!..

Мне вспомнилось, как Коля цитировал мне что-то намекательное, когда я стояла среди голубей, что вот-де превратилась голубица в красну девицу и заявила царевичу, что она теперь его жена — так вот бы, мол, свершилось такое же чудо.

Ах, Коля... Увидеть бы человека, который способен превратиться в друга — вот где настоящее чудо.

Пройдёт два дня — и в поезде Коля протянет мне листок бумаги. Там будет написано: «Самое противное — это видеть тебя рядом и понимать, что ты идёшь по другой дороге». Потом он заберёт листок и отвернётся.

Вот она, великая «недетская любовь»: это когда ему противно меня видеть. Я же говорю, что с Алькой всё лучше, чем могло бы быть. Я могу спокойно сидеть с ним рядом и не опасаться, что однажды окажусь перед ним в непомерном долгу за усердно надраенный домик, или что ему будет противно на меня смотреть, или... Как я люблю тебя, о Алька!

Назад в раздел