Генрик Ибсен. Бранд. Пьеса, обманувшая советскую цензуру.

Мощная пьеса, поющая гимн духовному миру, вышедшая в 1956 году в Советском Союзе 150-тысячным тиражом – это явление удивительное. Пожалуй, секрет в том, что Бог Ибсена оказался настолько величественным, что показался цензорам… некой карикатурой. И знаете, о чём «получилась» пьеса по трактовке писавшего вступление В.Адмони (не то по неведению, не то благодаря сознательной ловкости обхождения цензуры)?
Оказывается, главная суть в том, что «Бранд сталкивается с современным буржуазным государством, которое представлено прежде всего начальником Бранда по церковной иерархии». «Бранд поставлен перед необходимостью вступить в открытую борьбу с буржуазным обществом, обратиться к революционным средствам борьбы». Далее – по известной схеме. «Несмотря на фразы Бранда о том, что его прежний путь был ошибкой», красным революционером он не стал. И потому «читатель и зритель обмануты в своих ожиданиях, вызванных нарастающей борьбой Бранда с буржуазным обществом»!
Ещё ни одна рецензия не вызывала у меня столько изумления и веселья.

Пусть простят любители кратких анонсов, но на этот раз напишу подробно в расчёте на читавших, «обманутых в своих ожиданиях».

Бранд – это человек, устремлённый к Богу, поставивший перед собой бескомпромиссный девиз: «Всё иль ничего». У любого человека много несовершенств и заблуждений; Бранд каждый раз, когда замечает в себе хотя бы малую лукавую тень, немедленно принимает решение разить её. В этом его огромная сила… но ей не хватает меры человечности. Зная только путь кристальной честности и непреклонной воли, он и всех вокруг хочет вести именно этим путём и не мыслит никаких других. Никак не скажешь, что Бранд бессердечен! Но он велит своему сердцу пылать ради человечества, не понимая, что человечество состоит из очень разных характеров. Почувствовать живого человека, так же как и живое присутствие Бога, он не умеет и сам от этого страдает.
Бранд удивительно целен, силу эту мгновенно чувствуют все окружающие, сами зажигаясь от его устремлённого пламени. Но «заимствованное» горение нестойко и готово угаснуть под первым ветром. Что и происходит. К концу пьесы Бранд, подобно Моисею, берётся вести народ прочь с прежних мест в новую жизнь, и в первом порыве народ идёт за ним, но в какой-то момент устрашается и поворачивает обратно.

Бранд жестоко мучится: ведь ради поднятия духа народа (и всегда - по призывам народа!) он фактически принёс в жертву жену и сына, не выдержавших непомерной тяжести служения. А теперь он побит камнями, от него отвернулись все! Духи тумана злобно шепчут ему, что он обречён, и едва заслышав, что он в горе обращается к образу верной жены, тут же являются искушать его в её якобы воскресшем облике, нежно требовать отречься от своих идеалов. Но поскольку герой упорствует, духи тумана вновь твердят, что Бог в принципе недостижим для человека: «Но изгнал он, не забудь, Человека вон из рая, Пропасть вырыл он без края, Не прейдёшь ты бездн эфира!»
Только Бранд и в отчаянии непреклонен: «Нам открыт стремленья путь!»
Туман, потерпев неудачу, с проклятиями отлетает от Бранда, сгущаясь над селением. А сам Бранд погребён под лавиной, которую вызвал выстрел полусумасшедшей, а скорее - юродивой девушки Герд: она хотела подстрелить сгустки злого тумана серебряной пулей, чтобы таким образом освободить народ от зла.

И этот финал вызывает противоположные толкования авторского замысла. Обыватели твёрдо убеждены: Бранд проиграл. Семью потерял, толпы отвернулись, символичен итог жизни возле сумасшедшей, а в конце концов Бранд и жизнь потерял. Проигрыш в чистом виде – по всем статьям! И даже последние слова пьесы о Боге, произносимые в грохоте неким сверхъестественным голосом: «Он есть – Deus caritatis», то есть – бог милосердия, - вроде бы выносят приговор суровости Бранда.

Но! Но! Нужно лучше знать Ибсена и лучше понимать духовный мир, чтобы не смущаться смертью физического тела.
Ибсен – искатель, который при жизни, может быть, так и не нашёл для себя ответа, каким же должен быть идеальный путь на земле. Те истины, которые он чувствовал духовно, не находили воплощения в том, что он видел вокруг себя. Потому и в произведениях Ибсена персонажи, достигшие в какой-то области большей, чем средняя масса, духовной высоты, обычно погибают или расстаются - автор как бы не знает, что же с ними дальше делать. Вот и жена Бранда Агнес, в которой воплощаются в равной мере и преданность идеям Бранда, и в то же время человечность, несколько раз повторяет: «Бога видевший – умрёт». Бранд за минуты до лавины в горах наконец обретает Бога не только в идее, но и в сердце своём – теперь он «ясный, сияющий», с восклицаниями о любви к миру. Хотя что именно увидел и пережил в тот момент Бранд – Ибсен не знал вполне, потому этого не можем увидеть в несколько голословных репликах и мы, читатели. Но несмотря на это, путь Бранда, отважный и цельный путь, приводит к Богу и жену, помогая ей отрешиться от земных иллюзий, и в конце концов его самого. Несомненно, одной суровости недостаточно для победы. И всё же Бог милосердия, прозвучавший в конце, ничуть не отменяет Бога цельноустремления, а дополняет его до гармонии. Смерть же героя – в данном случае – символ его высокого просветления, а отнюдь не поражения.
«Что ты не смог – тебе простится, что ты не хочешь – никогда», - это тоже ключ к образу Бранда.

Жаль, что Ибсен не смог показать нам в жизни сияние Бранда, обрётшего наконец недостающую в нём грань - но это, пожалуй, было бы уже некое новое Евангелие. Так что примем то, что есть – гимн великому пламенному самоотречению и гимн человечности, которые, лишь слившись воедино, дадут истинную гармонию и истинную победу.

Пьесу «Бранд» хорошо читать вместе с пьесой «Пер Гюнт», где в лице Пера воплощена полная противоположность Бранду. Но об этой пьесе, пожалуй, сказано уже немало. Да и вполне однозначно.

Издания: Генрик Ибсен. Собрание сочинений в 4 томах. Москва: Искусство, 1956. (В томе 2). Перевод А.В. Коваленского. Есть иллюстрации – фото со спектаклей.
Переиздания именно Бранда мне не известны.
Автор рецензии:  Екатерина Грачева