Легенда о счастье и несчастье

Иллюстрация Любови Лазаревой

Человека, у которого есть мечта, всегда отличишь от других: упорство и особенный блеск глаз присущи ему. Так и Герод: брови вразлёт, упрямая улыбка, большие сильные руки, рост недюжинный — все это придавало ему мужественный облик. А уж если заговорит — даже кощунственным казалось прервать музыку его слов.

Но и трудно было с ним простым людям. Захочет невеста Герода, Изель, приласкаться к нему — а ему как раз мысль в голову придёт какая-нибудь (крылья он хотел для человека придумать), вот и бежит со всех ног к себе над чертежами мудрёными колдовать. А Изель вернется домой грустная, в зеркало поглядится, вздохнёт, спросит у слуги своего, карлика:

— Скажи: или некрасива я стала? Или голос груб?

— Отчего же, — карлик ответит. — Кто любит, тот всегда красив.

— Понимаю я, — девушка размышляет, — он же обо всех думает, что ему наши заботы! Он велик, счастье человеческое ищет для всего мира, а мы для него — просто букашки, пошлые, глупые, пустые! Вот и не замечает он наших дел никчёмных.

— Пусть так, а только не пара он тебе, — вздохнёт карлик.

Рассердится Изель:

— Знаю, почему наговариваешь! Сам меня любишь, вот и злословишь!

— Люблю — и полно, а коли обидел — прости, — скажет он и коня кормить пойдёт.

Но больше Герод замечал, чем девушке казалось. Встретил однажды карлика, когда тот с рынка шагал, и спросил:

— Отчего ты не любишь меня, слуга? Что делаю я неправильно? Вразуми, если истину знаешь.

— Изволь, — карлик кивнул. — Деньги есть у тебя. Знания есть. Друзья есть. Зачем же крылья тебе?

— Летать человек должен, — Герод удивился даже. — С рассветом чтоб мог целоваться и к солнцу прижаться щекой. Здесь, на земле, что человек делает? Рождается, спит, ест, плодится и умирает. А в воздухе он парить станет — вольный, как орёл, быстрый, как сокол, могучий, как небо само! Бога человек в небесных просторах найдёт!

— Было бы Богу угодно, он бы нас с крыльями создал, — не согласился карлик. — Парить — к чему? Ворона — она ведь летает, ужели от этого святой стала? А кто ищет Бога, тот и в грязи его обретёт.

— Человек — не ворона! — гневно Герод вспыхнул. — И в высях заоблачных счастье его. Отчего вот этот мальчик плачет? Змей его воздушный в ветвях запутался. Видишь — даже ребёнок, чье сознанье ещё людьми не поругано, о небе мечтает!

Не ответил карлик: поклажу поставил, на дерево взобрался и змея мальчишке освобождает.

— Что сделаешь, — Герод вздохнул. — Не все поэты на земле, не всем дано откровение понять. Что ж — ползай по деревьям, а я крылья мастерить буду — и смастерю, увидишь, подарю их людям!

Сказал так и пошёл. Но обернулся — жалко ему стало маленького человечка: пыхтит, качается на ветке, а до цели так и не доберётся. Протянул длинную руку, снял игрушку, мальчишке отдал.

— Вот чем мечты мои от твоих отличаются, — пояснил. — Так сделать хочу, чтоб каждый мог достичь.

И ведь сделал он крылья, смастерил! Упорный был, не отступался. Прибежал Изель сказку свою показать.

— Летать могу! — кричит, и глаза у него, словно два солнышка, сияют. — Смотри!

Раз махнул крыльями, другой — в забор врезался.

— Тесно, — говорит, — здесь, нет душе простора. В горы надо идти.

Дал карлику крылья нести, а сам девушку подхватил на руки, побежал. Верно говорят, мечта окрыляет: будто летит он, травы не касаясь, хоть и без оперения своего.

Но вот поднялись они на гору, нацепил крылья Герод, разбежался, оттолкнулся — и в небо ушёл!

Кричит он что-то из-под облаков, смеётся Изель, даже карлик им любуется. Но ветру упорство его не понравилось. Прыгнул ветер, толкнул его в грудь — завертелся Герод, потерял равновесие, вниз полетел...

Лежит он на камнях, окровавленный, но живой, крылья переломаны, бьётся над ним Изель. А карлик стал поодаль и бросил ему с горечью:

— Был ты молод, Герод, силён и могуч. Теперь ты калека немощный, и Изель — калеки невеста, но зато глотнул ты воздуха заоблачного и с закатом поцеловался — счастье обрёл навеки!

— Молчи, чудовище бессердечное! — девушка крикнула. — Никогда не понять тебе души светлой и доблестной!

— Куда мне, приземлённому, — карлик негромко ответил. Повернулся и за подмогой побежал — медленно, неуклюже. Не было у него ни крыльев, ни мечты — только две ноги, коротких и усталых.

...И не был счастлив с тех пор Герод, потому что на самом деле не знал, для чего людям мечта о крыльях и в чём её истинная суть. Крушением всего стала для него горькая шутка ветра.

Изель счастлива не была, потому что трудно ей было вместить смысл земных потерь: понимать счастье лишь земное, безбольное, могли научить её мать и бабушка.

И карлик молча зажимал несчастье своё в кулак, ибо не сердце влекло его помогать и служить людям, а положение его, зачем-то Богом назначенное, и привычка, пришедшая к нему от отца, а отцу от деда.

Но не были несчастья их безнадёжными.

Потому что раскинулось над всеми извечное небо, и светили над всеми звёзды неугасимые.

И звали к полётам отважным.

И звали к любви и красоте.

И к служению ближнему своему и дальнему.

И ждал людей Бог на каждом из путей, и каждому было уготовано счастье — на всех единое.

14 июля 1994,
4 октября 2008