1.4. Летопись королевства Эверлид.

Две сестрички и их суженые

Из века в век в славном королевстве Эверлид каждые семь лет в ночь перед летним солнцестоянием совершалось необыкновенное. Все дети королевской крови, которым не исполнилось ещё по восьми годков, укладывались в кроватки с особенным тщанием. Зажигались лампадки. Приносились благоуханные цветы. Служители ходили на цыпочках, никто не смел браниться или сердиться, чтобы не спугнуть чуда, а ослушавшимся грозила казнь.

В эту ночь в королевские покои приходила Судьба. Приходила и приносила детям что-то особенное, предсказывая будущее им самим, а значит, и всем их подданным.

У короля Ваямуша и королевы Ангердины целых две дочери — королевна Амаир и королевна Дарилет. Их пока не выпускают из дворца, но как выглядит королевна Дарилет, знает уже полгорода. Многие видели, когда она весело бегала по крышам от царских нянечек и главного трубочиста и звонко хохотала. Главного трубочиста тогда высекли на площади за неудовлетворительную организацию доступа на царские крыши, но он почему-то не очень горевал: говорят, скоро у его дочек появились лучшие куколки во всем Эверлиде.

Королевну Амаир мог видеть каждый, но её было не разглядеть. Она любила стоять на самой-самой верхней башенке и глядеть на закат. За зубцами её почти не было видно.

В этот год перед солнцеворотом Эверлид замер в ожидании и молитвах. Бедняки молились, чтобы Судьба сделала королевен милостивыми к людям, а богачи, пожалуй, желали видеть своих дочек королевами могущественных стран, но чтобы их не пришлось выдавать замуж за совсем уж неприятных политических союзников. Только в этот день желания королей и бедноты были одинаково ничтожны по весу. Судьба не советовалась ни с кем.

С трепетом войдя поутру в спальню шестилетней Амаир, король и королева едва не вскрикнули и тревожно схватились друг за друга. Ну и вести принесла им судьба!

Все цветы вокруг кроватки Амаир были сплошь покрыты сверкающей росой, и на шее её лежало прозрачное, светящееся ожерелье из неведомого стекла — лёгкого, как ветер.

— Только не это, — прошептала Ангердина. — О нет! Ожерелье поднебесного короля! Ваямуш, что ты наделал — это ты позволял ей стоять на семи ветрах! Наша малышка, милая малышка погибла… Её будут звать сумасшедшей. Она отвернётся от всех. А потом зачахнет от тоски. Этот гадкий Поднебесный король — разве он помнит, где он когда-то побывал? Там, где он был, его уже нет!

Резкий ветер ворвался в окошко и сердито качнул все восемь юбок Ангердины, так что ей пришлось схватиться за мужа.

— Не серди Поднебесного, дорогая, — испуганно сказал Ваямуш. — Может быть, у него и ветер в голове, но это великая честь — получить его ожерелье. Только одно-единственное было до сих пор в нашем древнем роду, и оно всегда так поражает приезжих.

— Поражает! — воскликнула Ангердина. — Теперь оно поразило мою родную дочь! Ты думаешь только о своих приезжих!

В горенке пятилетней Дарилет коронованные супруги застыли в ещё большем ужасе. Счастливая растрёпанная Дарилет спала, скинув подушки на пол, лицо её было вымазано сажей, а в кулаке зажата пастушья дудочка.

Король несколько прокашлялся и сухо сказал:

— Милая. Моё терпение кончилось. Она нисколько не прониклась тем, что семь нянек толковали ей до самого вечера. Видимо, ей хотелось знать, довольно ли чиста труба для того, чтоб в неё залетела Судьба. Трубочиста мы, конечно, казним, но и дочь придётся высечь!

Дарилет проснулась от его голоса, села и стала тереть глаз чумазым кулачком.

— Вчера нянечки велели мне дожидаться судьбы с мешками драгоценных камней и золотыми жезлами, но эта ваша судьба слишком медлительная тётенька. Я не дождалась её и заснула. Но какой сон я видела, мама! Мама, представляешь, я облетела все королевство! Теперь я знаю, что на мельнице живут маленькие воробышки. У кузнеца под кроватью вот такой молотище! А косарь точит косу таким интересным камнем, что из неё сыплются искры. Мама, ты представляешь — в нашем королевстве даже есть нищие. Они такие счастливые! Они ходят куда захотят. А ещё мне приснился самый очаровательный кавалер. Он подарил мне дудочку… Ой, мама, мама! Вот же она!

— Как же выглядел твой очаровательный кавалер? — спросил, несколько побледнев, Ваямуш.

— Он выглядел очаровательно! Я его дразнила, а он сердился. Ах, как это было смешно! Подлечу к нему и дёрну за нос, а он сердится. Как это было смешно и хорошо!

— Дарилет, я ещё не видела ни одного человека, которому бы нравилось, когда его дёргают за нос, — покачала головой Ангердина. — Рассердила благородного кавалера и довольна!

— Ах, мама, — сказала Дарилет, с ангельским видом ухватившись за отцовский нос. — Ты просто не умеешь делать это правильно. И никакой он не благородный — все благородные скучные. Он ещё сильнее, чем Главный Трубочист, и у него такие огромные руки. А дудочку он вынул из сапога, представляешь?

— Пастух! — воскликнула королева Ангердина. — Это выше моих сил! Ваямуш, ты должен сделать хоть что-нибудь. Ты должен казнить всех пастухов! Нет… это бесполезно… ты должен немедленно открыть школы для всех пастухов. Они должны будут учиться грамоте, истории, военному делу, каллиграфии… почтению к старшим. Ваямуш! Что ты молчишь? Судьба выбрала твоей дочери в кавалеры пастуха!

— Я не молчу, я желаю узнать, каких ещё бараньих рогов успела навертеть из этого несчастного пастуха твоя дочь, — мрачновато отозвался Ваямуш, стараясь солидно отвернуться от ласкавшейся к нему дочки, но у него это плохо получалось. — Я желаю узнать, как следует правильно дразнить кавалеров!

— Ну так, — Дарилет пожала плечами. — Не знаю, папочка. Это так же просто, как дождь или радуга. Вот ты можешь мне объяснить грозу? А мой друг мне всё объяснил. Небу и земле скучно друг без дружки. Когда небо совсем соскучится по земле, тогда оно смотрит на землю таким звонким взглядом — примерно как мой взгляд, сказал мне мой друг. И тогда получается молния. А откуда берётся гром? Это уже я сама догадалась: гром берётся оттого, что земля не может поймать небо и сердится! А когда небо наиграется и само упадет сверху на землю, вот это и есть дождь. А потом засветит солнышко, и небу захочется обратно. Оно уходит потихоньку, туманом и паром, чтобы земля не очень расстраивалась. Я спросила моего друга, а когда же земля и небо смогут быть всегда вместе? А он ответил — тогда, когда все люди научатся летать. Я спросила: а сколько надо ждать? А он сказал, что ждать нельзя, иначе ничего не получится. И дал мне дудочку.

— Нет, это не пастух. Это какой-то странный философ, — задумчиво сказал Ваямуш Ангердине. — Знаешь, милая, может быть, его не стоит понимать буквально? Может быть, её судьба — это всего лишь… гм, гм… дух прекрасной музыки, преображающей мир!

— Так он и есть судьба? — подскочила Дарилет. — Он моя судьба, и не будет никакой тётеньки с бриллиантами? Как здорово! Моя судьба — дух прекрасной музыки! Ура! Ура! У моего духа огромные руки, огромные сапоги и восхитительно колючая борода!…

Тут королева Ангердина покачнулась и упала в обморок, так что королю Ваямушу пришлось оставить дочек и бежать с женой на руках до самой своей спальни. Он не хотел, чтобы прислуга узнала, что за вести принесла злая Судьба! Но вышло ещё хуже.

Дарилет полюбовалась своей сестрёнкой, потом оглянулась: ни одной нянечки и открытая дверь! Какой восторг! Зажав дудочку в руке, она лихо помчалась вниз по перилам лестницы, доехала до самого конца и стремглав выбежала на двор мимо мирно дремлющего старого дворецкого.

— Дворник! Дорогой дворник! — закричала она, увидев дворцового дворника. — Иди скорей сюда! Ты ещё ничего не знаешь! Тётенька Судьба подарила сестрёнке ожерелье Поднебесного короля! Тебе нянечки читали про него сказки? Она вырастет и выйдет замуж за Поднебесного короля, и тогда у нас станет поднебесное королевство! А меня вместо судьбы посетил такой отличный дух — у него колючая борода, и ещё огромные руки, и дудочка в сапоге!

По лестнице уже бежал бедный король Ваямуш, и за ним бежали слуги. Хорошо, что хотя бы королева всё ещё лежала в обмороке и не могла этого видеть.

За всей этой суматохой королевна Амаир была забыта и покинута. Она открыла глаза, увидела розочки в росе, улыбнулась и скорей побежала босиком наверх, на самую высокую башню. Ведь там вставало солнце и так славно плавали облака.

Сегодня ночью ей удалось вскочить на одно из них и уплыть под самое высокое небо. Она шагала по облакам, как по перине, и навстречу ей вышел ослепительный белоснежный единорог. Он преклонил колена, Амаир взобралась на него — и он полетел! Снизу были облака, сверху были облака, одни облака! У неё захватывало дух, а облака оказались такими сырыми — по всей рубашечке рассыпались капельки воды, но холодно ей не было. Они сверкали, как бусинки, и это было так красиво, а потом их уносил тёплый ласковый ветер. И вот наконец единорог остановился и растаял, как облако, а с соседнего облака шёл ей навстречу высокий и сияющий, очень красивый мальчик с тонкими чертами лица.

— Здравствуй, Амаир, — сказал он. — Я — сын Поднебесного короля Эалион. Тебе у нас нравится?

— Очень, — сказала она. — А чем ты занимаешься? Меня учитель учит писать красивые буквы. А ты умеешь писать красивые буквы?

— Ну, не знаю уж, красивы они или нет, но в общем я стараюсь, — ответил Эалион и взмахнул рукой. По небу поплыли сияющие письмена. Много раз разным почерком: «Амаир, Амаир, Амаир. Я тебя люблю».

— Мама говорит, что у поднебесного короля ветер в голове, — засмеялась Амаир.

— Откуда твоей маме это знать? — спросил Эалион. — Ведь она с ним не знакома! И потом, я ещё не король. Летим!

Он накинул на неё невидимый ветерок, и они полетели. Они видели стойбища небесных единорогов. Они видели небесные луга причудливых цветов. Они качались на качелях из солнечных лучей и танцевали с бегучим ветром.

— Все это будет твоё, как только я вырасту, — пообещал он. — И тогда я прилечу к тебе на белом крылатом коне, и мы будем вместе. Но только знай, что ты должна меня дождаться. Мой конь не поднимет тебя, если ты будешь тяжелая. Ты каждый вечер думала обо мне и тянула ко мне вверх свои ручки, поэтому ты легкая. Но если тебе захочется потянуть ручки вниз, ты сразу потяжелеешь. Мой конь никогда не поднимет тебя, если ты полюбишь кого-то другого кроме меня там, внизу.

— Как же можно полюбить кого-то другого, увидев тебя? — спросила Амаир. — Ты такой прекрасный!

— Я не смогу навестить тебя, пока не вырасту, — грустно сказал Эалион. — На тебя все будут показывать пальцем и говорить, что ты сумасшедшая. А тебе придётся говорить и писать только такие слова, которые не запачкают этих белых облаков. Тебе придётся думать только самые хрустальные мысли. А вокруг будет много-много тяжёлого: и камни тяжёлые, и люди тяжёлые, и слова тяжёлые. Даже птицы у вас на земле отнимают друг у друга еду. Если ты спустишься к ним, я уже никогда не смогу тебя взять к себе.

Амаир оробела и попросила:

— Но ведь ты же сын короля! Прикажи, чтоб мне было полегче, и пускай исполнится… если ты меня правда любишь.

И тогда Эалион стал суровым, как лёд.

— Я взял тебя сюда, куда не брал никого, — сказал он. — А ты ещё спрашиваешь, не пошлю ли я дождик на твой картофельный огород! Я приду, только если ты будешь любить меня больше жизни, Амаир. Если же тебе угодно торговаться, поди к лавочнику!

— Эалион, не гневайся на меня! — заплакала Амаир. — Я же всего только спросила… Если ты в самом деле любишь меня, зачем ты с одного слова становишься таким злым?

— Чтобы видеть меня добрым, нужно смотреть сквозь прозрачное сердце, — резко сказал он. — Из людей только тебя я впустил к себе в сердце. И все мысли твои теперь попадают в меня, точно стрелы. Мы не бессмертны с тех пор, как впускаем в сердце вас, жестокие люди. Я люблю тебя, и если это ошибка, она будет стоить мне жизни.

— Зачем ты не сказал мне этого сразу, Эалион?

— Я сказал тебе, что люблю. Если вы на земле это слово забыли, чем же я виноват? Я хочу, чтобы люди пришли в моё царство. Если ты дождёшься меня, то я снова наброшу тебе на плечи свой волшебный плащ, и тогда земля перестанет быть для тебя страшна, и ты сможешь позвать их за собой. Но сначала ты должна дождаться, сохранив свою чистоту. Это закон. А теперь наше время уже на исходе. Солнце коснулось верхушек твоей башни. Прощай!

Тогда она проснулась. Проснулась и побежала на самую высокую башню. Протянула руки под самое небо.

— Эалион! Я буду тебя ждать!

Ветер лизнул её расплетённые волосы и качнул волшебное ожерелье.

Потом снизу прибежали нянечки и папа. Они тяжело дышали, тяжело смотрели, тяжело думали и тяжело боялись. И все хотели потрогать ожерелье своими тяжёлыми руками.

Амаир испугалась, стиснула невесомое ожерелье в кулачке, отступила к самым зубцам. Только теперь она поняла, как трудно ей будет ждать прекрасного Эалиона. Слезы отчаяния потекли из её глаз. Но что делать! Теперь ей нельзя было сдаваться. Она больше не может жить просто так, как раньше. Ведь тогда Эалион умрёт!

Король Ваямуш остановил всех нянечек и отослал их вниз.

— Дочка моя, что же с тобой случилось?

— Я не могу рассказывать, — плача, отвечала Амаир. — Я никому не могу этого рассказать!

Король грустно уселся на самый каменный пол, сгорбился и загрустил. Потом он сказал:

— Расскажи хотя бы то, что можешь. Что я должен теперь для тебя сделать, моя поднебесная дочь? Я помогу чем смогу, моя милая Амаир! Не будь я король!

Внизу, в королевской ванной, три королевских банщицы отмывали от сажи и вредных микробов визжащую от восторга принцессу Дарилет и её дудочку.

* * *

Марина отложила перо и вздохнула. За окном уже немного светало. Успела. Глава готова. Но далеко не всё в ней Марине нравилось. Откуда столько фантазий о бородатом пастухе? Марина срисовала его с одной из Стасиных картин, где маленькая Стася с дудочкой в руке глядела вслед бородатому всаднику. Но он получился слишком уж полон жизни. Да, это понятно, что парой такой проказнице, как Дарилет, будет только ещё больший проказник, но… не слишком ли я увлекаюсь описаниями, не влюбилась ли сама в эту Дарилет, как будто я — тот самый главный трубочист, а не принцесса Амаир?

Неужели я в глубине души — такая, как все? И хотела бы научиться «общаться с молодыми людьми» и «очаровывать кавалеров»?

Нет же… Нет, неправда. Наверное, я всё-таки хочу показать, что я знаю, как и чем живут все эти люди. Что моя башня — не из-за страха или стеснительности. Что я сама её выбираю, потому что она лучше, чем все те мелкие удовольствия, которыми живёте вы.

Что ж, посмотрим. Пускай все сходят с ума по этой Дарилет. Пускай её любят принцы и трубочисты, пускай её любят все! Пускай её люблю даже я. Посмотрим, кто кого. Посмотрим, кто окажется прав. Это ведь только первая глава. Впереди их ещё много, а цыплят по осени считают.

Назад в раздел