Воскресенье, день 6. Вечерний поезд

Сопровождавший меня в поезде папин сослуживец досрочно отбывал обратно, а с ним и я.

Уезжать не хотелось ни чуточки. Там, дома — класс с «Нафанями», а здесь — редакция и Юлька. К тому же, я вот уже три дня её люблю и до сих пор ничего не сказал. В нерешительности можно было потерять последнее время. Я как только узнал об отъезде, сразу отправился к Потапенко. К счастью, она оказалась дома.

— А я завтракаю, — сказала она. — Проходи, — и я пошёл за ней на кухню.

Обстановка была неромантичная, но я уже был научен вчерашним днём.

— Юль, я... сегодня уезжаю. И... и я тебя люблю.

Она откусила от бутерброда и прошамкала:

— Шпашибо, и я тшебя. И што ше дальше?

— Нет, Юль, ну ты не поняла. Я очень тебя люблю.

— Да вшо я поняла, — заверила она. — Ты тоше ошень хороший шеловеш, тольшо шогда не воршишь. Ошобенно шогда в галштуке и умные вещи говориш.

Я сбегал к себе, демонстративно надел галстук, вернулся и упрямо повторил:

— Не знаю, как насчёт умных вещей, но ты всё бутерброд ешь, а я тебя люблю как парень девушку.

Она посмотрела в чашку и спросила:

— А куда я Игоря дену?

— Не знаю, — ответил я, чувствуя себя все глупее и глупее. — Ты смеёшься, а я не знаю, что мне делать. Наверное, я без тебя вообще жить не смогу.

— Давай так договоримся, — предложила Юлька. — Раз уж ты не знаешь, что делать, то возвращайся пока домой и там над всем хорошо поразмысли. И летом снова приезжай к нам, хорошо? А до тех пор мы будем переписываться. Идёт?

— Наверное, — неуверенно произнес я, поправляя очки. Щёки у меня были горячие.

— Физиономия, наверное, опять красная, да? — смущённо спросил я.

— Очень, — подтвердила она, и мы вместе расссмеялись. Это было здорово — вот так вот долго смеяться. Еще я заметил, что Юлька тоже — ну, чуть-чуть, — но всё-таки покраснела. Значит, ей было не всё равно!

Вечером меня провожала целая куча народу. Юлька, Мишка, Игорь, Надька с несколькими мальчишками, журналисты: Алик, Илья и Антон.

— Не будь занудой, — посоветовал Антон и подарил мне верещалку для воздушных шариков. Из вежливости я взял. А взамен дал ему свою книжку о жизни китов. Он тяжело вздохнул, взвесил её на руке и сказал:

— Полкило будет. Пригодится хулиганов отпугивать.

Правда, потом отошёл в сторонку и залистался.

— Присылай нам новости, — предложил Алик. — Мы их по телевизору пустим или в газете.

— А лучше сам приезжай, — добавил Илья.

— Или письма пиши, — сказала Надя. — Мы будем рады.

Остроносый Володя промолчал: он был УЖЕ рад — тому, что я уезжал.

Прогудел поезд, когда я вдруг обнаружил в кармане куртки затаившегося мышонка. Я поднял его и показал через стекло.

Юлька широко раскрыла рот и глаза. Удаляясь вместе с платформой, она возмущалась и грозила мне кулаком, а другие веселились. В это же время в купе вернулась наша соседка. Пугаться и визжать, как в фильмах, она не стала, но заставила надеть на Ботинки ошейник из ремешка от часов и шнурком привязать его к какой-то рукоятке. И стал он Ботинки-На-Шнурке. Интересно, чем его надо кормить?

Здорово будет принести его в школу и напугать Свету Мажерину. Или нет, зачем же пугать? Просто показать.

Меня больше не назовут неудачником, и Нафаней тоже. Ну, а если и назовут — подумаешь, горе... Главное — это быть уверенным в себе и думать о людях, а не о том, как они на меня смотрят. Конечно, они не сразу изменят ко мне отношение. Ничего, потерплю. А первое, что я сделаю — это скажу Лёньке, и Сане, и Свете, и другим, что все они — хорошие люди. Вот уж удивятся! Про Юльку расскажу, про редакцию...

Стучали колеса, махали лапами ели. Я раскрыл подаренную Игорем книгу приключений, но, прочитав несколько страниц, убрал её в сумку. Читать — что читать? Мне хотелось жить, действовать — самому!

За окном темнело, а в купе уютно светила лампочка. Я лежал на верхней полке, и по мне бегал Ботинки, привязанный на шнурке. Было очень хорошо. Не знаю, отчего я так люблю поезда. Тух-ту, тух-ту, тух-ту... А приёмник пел:

Я хочу увидеть Землю,
Голубую, голубую,
Я хочу увидеть Землю,
Ты возьми меня с собой.

Назад в раздел