2. Облом хвоста

Юльке я не писал уже полгода, с самого сентября. Поэтому когда она узнала, что я появлюсь, она собрала журналистскую компанию меня встречать. Подарок это был, прямо скажем, царский. Ведь сначала они хотели ехать с Игорем на турбазу, но теперь Юлька решила на день задержаться, так что её обездоленный жених из-за меня встречал Новый год в одиночестве. Когда я это узнал, Юлькина жертва меня глубоко тронула. Но вот незадача: я совсем не разделял настроения этой братии. Они шумели, дурачились, всё как и раньше. Как будто я жил в параллельном пространстве, где время двигалось, а здесь оно остановилось на том же месте, где я его оставил. Я старался быть со всеми приветливым и даже смеяться, потому что мне не хотелось их обижать. А ещё мне вдруг расхотелось о себе рассказывать, и оттого я решил, что лучше буду эффектным мальчиком. Ведь это на самом деле значит быть никаким.

Чем они занимались? Пожалуйста: Антон кидался специальным шариком, который превращался в лепёшку при попадании в цель, и не превращался, когда попадал в чашку и сбивал её на пол. Илья был с камерой и заснял со всех сторон со спецэффектами меня, липкий шарик, а с особым удовольствием — разбившуюся Юлькину чашку. Алик больше сидел в уголке, скромно всему смеялся и занимал подросшего Мишку, который научился кое-как читать и лез всем это демонстрировать. Пришел даже Корнелий пообщаться с Ботинки. Но Ботинки его не признал, Корнелий громко кричал и возмущался по этому поводу. Девочка с ангельским голоском, только не прошлая, а какая-то другая и незнакомая, опять пыталась записать меня в очно-заочную школу юнкоров и присвоить мне идентификационный номер юнкора, сокращенно ИНЮ. У Ильи был ИНЮ номер один, и он этим очень гордился, а у Антона был ИНЮ номер тринадцать, и он этим гордился не меньше.

Потом они потянули меня на ледяные горки, и там Алику взбрело в голову, что нужно снимать меня для новостей: якобы я нарочно приехал к ним в город покататься на замечательной горке. Антон без спросу оседлал меня и проехался на мне с горки, а перед нами с горки катился Илья, который держал камеру, а его держали Юлька, Алик и Корнелий, чтобы он не сильно падал. Но всё равно все упали, и Алик закричал перед камерой:

— Господин Кузя, «Хулиганские новости» предлагают вам воспользоваться случаем и послать привет всем своим близким!

Наверное, это было зря, но они так завертели меня, что я опять перестал понимать, что хорошо и что плохо. Я снял шапку и сказал в камеру лежащего на земле Ильи:

— Я передаю привет Оле Тибольченко. Если кто-то знает её, то скажите ей, что это не я над ней пошутил. И что я очень хочу, чтобы она как-нибудь нашла меня, потому что я сам не знаю, где её искать, с тех пор как она ушла из нашего класса.

— Опа-па-па-па! — обрадовался неизвестно чему Антон, а Илья сложил камеру на груди и сказал:

— Ох! Это сурьёзно. Это мы пошлем в наш очно-заочный корр­пункт твоего города.

— Зачем? — лениво спросил Алик. — Пойти к завучу, взять журнал прошлого года и списать оттуда домашний адрес.

— Это неинтересно, — сказал Антон. — Это неромантично! Какой ты скучный всегда, Алик! Разве так завоёвывают сердца дам? Вот бери пример с Кузи. Иначе твоя Валечка на тебя никогда и смотреть не ста… — он очень быстро убежал, потому что Алик очень быстро вскочил и ещё быстрее за ним погнался. И почти догнал, но Антон взлетел на голову ледяного дракона и живо перескочил к нему на хвост, и хвост обломился, и Антон упал. Илья прямо-таки закричал в досаде, потому что не успел это заснять, а Антон успел даже сделать хитроакробатический кувырок и дальше убежать от Алика. Илья поймал его за шиворот и потребовал, чтоб он как хотел, но умудрился приделать хвост, снова вскакивал на него и падал как полагается для съёмок. Антон и Алик нашли палку и стали пытаться соединить куски хвоста, вбурив в них палку.

Им всем было очень весело. Они просто хватались за животы и не знаю как хохотали. И я опять хохотал вместе со всеми, как умалишённый. И даже упал на спину на снег. Упал и увидел небо. А в небе облака. Одно тёмное, другое светлое. Тёмное было как зверь, который полз на солнце. А светлое как грустная и одинокая фигурка, такая поникшая. Меня эта картина как насквозь пронзила. Я приподнялся и посмотрел на кучку хохочущих людей. Сломали ледяную игрушку, которую делали для детей всего города. Хоть и не нарочно сломали, но чему же здесь веселиться. А они веселятся.   

На меня никто особо не смотрел, и я встал на ноги и пошёл домой.

На остановке я ждал и ждал троллейбуса, и меня нагнала раскрасневшаяся Юлька.

— Ты на что-то обиделся? — спросила она. — Кузька?

И даже поцеловала меня в лоб, потому что ей казалось, что меня это обрадует, и сказала:

— Ты почему перестал мне писать?

Я посмотрел на кучу-малу возле дракончика и спросил:

— Юлька, зачем ты живёшь?

Она удивлённо вскинула брови. Потом нахмурилась, сунула руки в карманы и молча высматривала троллейбус. Наконец он пришёл, и я сел в него, а она вернулась к ребятам.

Это было 31 декабря. А 1 января она уехала вслед за Игорем, и я её в этот раз больше не видел.

Четвёртого января показывали по телевизору их передачу. Главная новость была об обломе хвоста дракона, по поводу чего Алик провел какие-то заумные философские параллели. Меня показали, как я в комнате в костюме, потом как на мне Антон с горки катится, потом как я говорю про Олю, а потом они все наперебой, отталкивая друг друга, полезли в камеру и стали кричать глупости вроде того: «Оля, простите его, он смертельно раскаивается и скорбит»... Мне стало жутко от того, что Оля могла бы это увидеть, и я снова, как и пару лет назад, порадовался, что всё-таки это происходит далеко от дома.

Назад в раздел