4. Переходный возраст

Олин ящик с письмами так меня потряс, что мне тоже очень захотелось написать кому-нибудь письмо, такое, чтобы человека спасти. С самыми нужными словами и вовремя. Но писать такое душеспасительное письмо было вроде некому, и в конце концов я написал его Антону из «Хулиганских новостей».

Я пытался расписать ему, что редакционные дурачества — не только пустая трата собственного времени и времени прохожих. Это трудозатраты оператора, монтажёра, телезрителей, это трата видеоплёнки, это трата энергии на работу телестанции... Получается не только бессмыслица, но и вред. А если такое дурачество повторяется день за днём, если так проходит вся жизнь? Это же просто катастрофа, без шуток. Понятно, что приятно, когда взрослые люди принимают тебя в свою компанию. Но настоящая взрослость не в годах! Понятно, что хочется сниматься, чтобы быть как взрослые, только гораздо оригинальнее. Но чтобы изобрести что-то стоящее, надо очень потрудиться, и это будет уже маленький подвиг. А без особого труда можно только новую глупость придумать.

Так я писал ему, и про Олю написал тоже.

Антон вот что ответил...

«Привет, Кузимир. Ты уж огорошишь так огорошишь. Мне таких нотаций даже Алик никогда не читал, а он вроде как педагог, ему по службе положено.

Ладно, читай ответ, если тебе от этого будет легче. Я не поэт, правда, но прозой не напишу тем более.

Я хотел бы найти такие края,
Где царят доброта и свет.
Там живет незапачканной песнь моя,
Там толпы хохочущей нет.

Там полёта ясная синь звенит,
Там «люблю» не требует слов.
...Но суров надир и суров зенит,
Нету в небе колоколов.

И опять, надев на себя колпак,
Выхожу веселить зверей...
Там же путника вновь топчет толпа,
Что хотел достичь золотых дверей.

Думаю, что выразился исчерпывающе. А что касается твоих архе-о-ло-гических черепков или там иной общес-твен-но-по-лезной деятельности, я вижу в них не больше смысла, чем в надевании носков перед камерой. Может быть, я для того и придуриваюсь, чтоб хоть как-то дать толпе понять, что они со своей цивилизацией родятся, умрут и в итоге только натопчут в прихожей. Но если обо всём этом слишком долго думать, то можно отчаяться. Поэтому я не думаю и тебе не советую. Не возродишь ты этот сумасшедший дом.

Если хочешь, отдай письмо своей многомудрой Оле Тибольченко. Пускай выносит обо мне вердикт, что человек я пропащий и бесполезный. Такой и есть. Но если вдруг и она меня повозрождать захочет, ты уж прости меня, не стану я рыдать, что она впустую истратит на меня кусок бумаги, а также время почтальонов и горючее для поезда, который вёз письма. Ну и моё драгоценное время на чтение, конечно же, и на доставание письма из ящика. Пока!

Антон».

Я смотрел на это письмо, которое открывало мне совершенно другого Антона, не того, которого я видел... И вот моя синусоида опять выдала изгиб, которого я не ждал. Я стал заново осмысливать: всё-таки, хорошо или плохо то, что произошло со мной в моей поездке?

Юля... Благодаря Юле я перестал бояться людей, бояться выглядеть смешным или непохожим. Пожалуй, без этого я бы мог и по сей день бродить мрачным ворчуном и «непризнанным гением». Конечно, лучше, если бы это освобождение случилось не через «хулиганские новости», но тут уж что было, то было. Главное — отделить хорошее от плохого и плохое выбросить, а хорошее развивать. Юлька мне помогла.

А вот в чём я был неправ, так это в том, что кинулся в эту свистопляску очертя голову, и всё мне лавров хотелось и оваций, и я сам позабыл про самое главное. Тогда как Юлька-то ведь предупреждала меня, что надо быть самим собой, и как раз-таки говорила, что вовсе не нужно равняться на двоечников...

Ну да, она писала мне шуточные письма, но какие она должна была писать, если, во-первых, я сам ей такие писал? А во-вторых, она попросту опасалась серьёзные темы начинать, а то кто меня знает, вдруг я ей опять начну в любви «по-настоящему» признаваться, что ей тогда прикажете отвечать!

Да и что я всё время себя по ней равнял? А может, у неё детство было трудное и глупое, и она много усилий приложила, чтобы такой стать, как она есть. А у меня вон бабушка профессор, души во мне не чает, покупала мне столько книг, как будто я не мальчик, а методический работник детской библиотеки! Юля меня учила людей не бояться, а глупеть и нос задирать она меня не учила, это уж я сам себе такую судьбу обеспечил.

Осознав всё это дело, я тут же написал Юльке. Потому что ведь я обидел её, когда спросил, зачем она живёт. Как-то это было слишком снисходительно...

Она мне очень скоро ответила.

«Слушай, ты, самородок и проповедник! Нормальное у меня было детство, не беспокойся. Книжек хватало. Жизни не хватало, так же как и тебе. Что ты думаешь — ты один изменяешься, а все остальные мёртвые, что ли? Я как и ты имею право на переходный возраст. Во сколько лет он наступает — это у всех по-разному, но главное, чтобы он не затянулся...

Кузьма, я сама мечтаю снять хорошую передачу. Которая будет и весёлой, и всё-таки умной, нужной. Конечно, это большой вопрос, как совместить то и другое. Видишь ли, дети не очень верят взрослым, когда взрослые читают им умные нотации. Может быть, это и справедливо. Потому что взрослые довольно часто подходят к детям, как ты подходил к Оле с конфетами. Свысока.

Помнишь того мужчину, который на вопрос о носках ответил презрительно: «Отойдите»? Это не стоило ему никакого труда. А ведь если бы тот мужчина позвал ребят сделать что-то интересное по-настоящему, то народ ведь и за ним бы пошёл. Но он ничего не предложил, кроме как отойти. Вот юнкоры и отошли и делали то, на что у них тогда хватало ума. А вот как сказать — «подойдите»?

Мне не нравится пустое веселье, но и пресная мораль тоже. Очень многому нужно научиться, чтобы говорить о настоящем, и не затасканными фразами, да ещё чтоб тебя услышали — подростки... Я пока толком не научилась. А ты?

Когда я иду по улице и думаю о серьёзном, а мимо бегут лохматые шалопаи помладше во всяких немыслимых одёжках и с дикими словами на языке, я смотрю на них и вижу в них себя. И оттого мне хочется надеяться, что все глупое пройдёт, как болезнь или как сухие листья, и многие из этих ребят станут интересными и достойными людьми. Да, я верю в тех, которые дурачатся и выдумывают что-то необычное, потому что всё-таки они выдумывают. И если бы все взрослые верили в шалопаев и относились к ним серьёзнее, то было бы куда лучше.

Жизнь продолжается, принц-рыцарь Кузимир. Она продолжается, пока мы готовы у неё учиться и изменяться.

Обнимаю очень.

Юлька.

П.С. Вот ты спросил, зачем я живу... зачем мы живём, я так понимаю... Илья и Алик живут затем, чтобы организовывать мальчишек, которые без этого шлялись бы по улицам. При этом и сами они мальчишатся по полной программе на третьем десятке лет. Можно сказать, что это мало и несерьёзно. Что предназначение человека на Земле в чём-то гораздо большем. Я согласна, но... Понимаешь, Кузь, если ТЕБЕ этого мало, значит, ТЫ и должен сделать что-то большее. ТЫ.

Кто пойдёт за самыми красивыми словами, если за ними пустота? Но зато, ты и сам прекрасно знаешь, многие пойдут за красивым примером. Сделай своё большее, и только тогда — может быть — Илья с Аликом об этом задумаются. А если они не задумаются, то кто-нибудь другой. Я, например.

Зачем я живу, спросил ты. Я тогда всю новогоднюю ночь то сердилась, то плакала, но не переживай, это как раз к лучшему.

Расскажу. Однажды я решила, что книжек я начиталась достаточно, пора учиться действовать. Иначе мир не изменишь. И вот я бежала, бежала, действовала, а сейчас оглядываюсь и вижу, что многое было бегом белки по кругу: много суеты и мало пользы. И в журналистике. И в науке — ты не знаешь, Кузь, а я занималась одной научной работой, мне казалось, это важно, а теперь думаю, что мелко было это всё, только студенческая игра в учёного. Не учёный я по характеру, а деятель. Но КУДА идти? Во что вложить силы?

Журналист может сделать такое настоящее дело: найти в жизни что-то достойное и наснимать про это достойное эффектные сюжеты, чтоб заинтересовать людей. А ЧТО достойное? Я сейчас снимаю ролики, всякие, и смешные, и серьёзные, но всё по мелочи. Когда доберусь до настоящего Дела? Не знаю. Думаю, надо одновременно мечтать и работать с тем, что есть. И постепенно сложится.

Напишу и кое-что личное. Наказывает меня жизнь за моё нечуткое втягивание людей в редакционную круговерть. Я-то туда как вошла, так и вышла: заранее знала и помнила, что хочу поучиться бурно действовать, а потом пойти своим путём. А Игорь совсем увлёкся. За какой-то короткий год стал эффектным никчемушным репортёром. Мне и поговорить с ним теперь не о чем. Как хорошо, что хоть тебе твоя Оля повстречалась и тебя мне «похоронить» не придётся.

Кузь, прости за всё и не теряйся, пожалуйста. Не впадай ты ни в буйство, ни в морализаторство. Ты хороший человек, не дай себе пропасть в водовороте жизни.

И от меня тоже — не теряйся.

С большой, большой симпатией. Пока.

П.П.С. Кузимир!!! Давай-ка сообразим, что мы с тобой можем вместе сделать практического и полезного! Жду предложений и сама буду думать! Большой привет и благодарность Оле».

Конечно, я после этого письма просто прыгал от радости, оттого, что вот и мне удалось кого-то поддержать. А то я уж и не надеялся, что у меня получится.

Дальше уже я не стану подробности пересказывать, жизнь в самом деле продолжается бесконечно, а в произведении должна быть точка.

Только одно отмечу. Я это сразу подумал, когда то Юлькино письмо читал. Она написала — у всех людей бывает переходный возраст, когда они шалопаи, важно только, чтоб не затянулся. Но это не совсем так.

Оля и Витя, её друг, шалопаями не были. Всех вокруг косила эпидемия переходного возраста, а их не коснулась. Оле помог стать такой её папа, он с самого детства очень любил её и много с ней общался, как со взрослой. А Вите до встречи с Олей почти никто толком не помогал, кроме книг.

Кроме книг...

Может быть, и эта книга с моими записками попадёт в руки такому, как я в двенадцать лет. И поможет прожить немножко получше, чем это получилось у меня. Мне так этого хочется!

Назад в раздел