Часть 2. Глава 7. У реки.

Волчанские шли вдоль набережной и вдыхали солоноватый запах реки. Конечно, река была городская, и это по запаху очень слышалось, но всё-таки это была река. А Павел любил реки. Он любил реки за то, что они не останавливаются, и за то, что они несут в себе силу движения.

Шли и увидели учителя Андрея Николаевича Ходко. Учитель без шапки в распахнутом меховом полушубке смотрел, как бежит по реке позёмка, как играет ветер его белоснежным шарфом, и весь он был меланхолично-наряден.

– Доброго вечера, – кивнул Павел, поравнявшись.

– Кому добрый... – серо сказал Андрей. – А кому и нет.

Павел пожал плечами и хотел идти дальше, но Дёма остановился.

– Только не говори, что ты топиться собрался.

– Очень смешно, – ответил Андрей. – Река подо льдом, тут и захочешь – не утопишься.

– Ну почему же, – произнёс Дёма, внимательно посмотрев на него и почесав ухо. – Может, полынья какая есть... – перегнулся через бортик и начал вглядываться в темноту. – Нет, право, любопытно! Неужели так-таки и нельзя? – вдруг быстро перемахнул через плиты и полез вниз.

– Да ты что, рехнулся? – Николаич навис над речкой. – Волчанский! Не дури!

– Да я ничего, я только посмотрю! – крикнул он. – Я быстро! Очень мне стало любопытно...

– Пьян он, что ли? – спросил учитель, оглянувшись на Павла. – Почему он не пришёл?

– Куда? – лениво поинтересовался Павел. – Дёма! Мне тебя ждать или я пошёл?

– Сейчас, сейчас!

– Куда, куда... на Ксюшину свадьбу. Его свидетелем звали, а он даже не позвонил. Трёх минут пожалел! Я понимаю, что вам это смешно, но как-то не по-человечески это... Да что он там затеял, в конце концов! Купипродай! А ну вылазь немедленно! Навернёшься!

Павел слегка похолодел, наклонился тоже.

Внизу загремели жесть и стекло.

– Так и есть, – сердито подытожил Андрей. – Эй! Поумнел ты или нет ещё?

– Какая у нас речка грязная – просто срам, – сказал Дёма. – В такой и топиться стыдно. Сначала очистить надо... А то, видишь ли, после нас хоть потоп... Да дайте же руку кто-нибудь, я тут один ещё полчаса не вылезу...

Он выкарабкался и стал оттирать руки снегом.

– Да ты что, порезался, что ли, мусором этим? Ещё не хватало! – рассердился Андрей.

– Меньше кричать надо было! – огрызнулся Дёма. – Я бы и не торопился. Хватит нотации читать, ты лучше человека спаси! У тебя дома йод есть?

Андрей обругал его и повёл к себе домой, благо жил он недалеко. Павел молча пошёл следом. Мог бы и оставить их, но не захотел.

– Да ты зачем полез-то туда, можешь ты мне сказать?

– Затем, – сказал Дёма. – Надо ж мне было удостовериться, что ты не утопишься.

– Тьфу на тебя! – возмутился Андрей. – Комедиант!

– Я не комедиант, – серьёзно ответил Дёма. – Я тебя отвлечь хотел. Очень уж у тебя вид был убитый. Извини, если перестраховался...

– Оттяпают тебе как-нибудь полруки по такому случаю, потом не жалуйся, – сказал Андрей.

– Не каркай. Я и так мнительный. Ты не смейся, но я один раз чуть не прыгнул головой вниз по малодушию, так теперь мне кажется, что я за это ещё как-нибудь поплачусь. В самый неподходящий момент. Когда я буду кому-то очень, очень нужен... Николаич, что на свадьбе было? Как всегда?

– Какое! Начать с того, что они втихую расписывались. Ну, в кабинетике. Дама спрашивает, как положено: «Хотите ли вы...» – ну и так далее. Командор как захохочет нахально и говорит: «А на что я ещё сюда пришёл? Бывает, что ли, что сюда насильно притаскивают?» Она посмотрела над очками: «Всяко бывает». Потом Ксюшу то же спросила. И Ксюша – ни на кого не глядя – говорит тихим и бесцветным голосом, точно не своим, точно сама себе на горло наступая: «Да».

– Забавно, – сказал Дёма.

– Ничего забавного! – взъярился Николаич. – Видел бы ты её лицо! Тоска! Да она за этого Командора – как в тюрьму!

– Затоскуешь тут, – Дёма посмотрел вбок. – Пропишись, да распишись, да печатью припечатайся, да ещё изволь говорить, что это ты добровольно пороги обиваешь... Ну, Андрей Николаич, хватит, ты взрослый человек. Да сам посуди, не может же она за всех сразу замуж выйти. Да уж я представляю, как ей весело было твою-то вот такую физиономию видеть! А ты уж себе, я гляжу, какую-то трагедию вообразил.

– Ей жить негде, – убеждённо сказал Николаич. – Ей жить негде, Командора мачеха выселила, а родители её только замужнюю на порог впустят. Ведь до сегодняшнего дня они жили в хрущёвской кухне рядом с мусорным ведром. Ты знаешь, нет? Ты видал эту кухню? Там поесть-то вдвоём тесно, а они там жили, и то на заячьих правах. Я тебе точно говорю: жить ей негде, и денег у неё нет, а деньги надо, потому как она таблетки пачками глотает, а это сколько-нибудь да стоит. Вот тебе и вся свадьба, Купипродай.

Дёма помрачнел и сказал:

– Да ты чего одно с другим смешиваешь? Мало ли какие шторма в жизни бывают. А при чём тут Командор? Ты сам хоть немного рассуди: если бы дело было в жилье и в деньгах, так разве бы она не пришла за помощью к тебе или хоть ко мне?

Андрей усмехнулся.

– Во-первых, она из тех, кто до последнего не просит. Больших трудов мне стоило поводы для гостинцев изобретать... А во-вторых, почему ты думаешь, что она ко мне не приходила?

Дёма остановился, как в сугроб несуществующий влетел.

– Приходила? К тебе? Когда? Зачем?

– В последний раз – когда Командор заболел, – сказал Андрей, запустив ладонь в волосы мучительным жестом. – За деньгами... Плакала – ты видал, чтоб она плакала? А у меня ещё ума хватило дать ей понять, что я за неё хоть что отдам, конечно, после этого она считает, что ко мне за помощью идти бессовестно! Это ж какой-то вселенский долг ходячий, а не женщина! И не приходила уже вообще. А я звал, очень... да я хоть её, хоть обоих звал... А она головой качает: «Всё устроилось, Андрей, спасибо, мы к родителям переедем». Говорит и глаз не поднимает... А он её скорей в полушубок заворачивать: «Извини, Андрей, мы торопимся».

– Будет случай – скажи ей наперёд, что если дело в деньгах, я ей под два процента в год сколь угодно дам, по дружбе, – с деланным равнодушием заметил Дёма. – А вообще, знаешь, Андрей Николаевич, ты не подумай, чтоб я тебе не верил, но часто так бывает, что люди на одни и те же события смотрят настолько по-разному, что диву даёшься. Ну, мало ли у человека горестей да тайн. И я бы, честно говоря, сказал, что половины Ксюшиных горестей ты просто не понимаешь, потому что ты другой человек...

– А кто понимает – ты? – Андрей метнул в его сторону острый взгляд.

– Зачем я – Командор, – примиряюще сказал Дёма. – Куда уж мне.

– А! Командор! Ну конечно! Это самый чуткий человек в мире! Может быть, тебе ещё пересказать, какие именно таблетки она глотает? – спросил Андрей. – Или, может быть, тебе пересказать парочку картинок из их совместной жизни, которые мне довелось наблюдать?

– Я думаю, это было бы некорректно, – мягко сказал Дёма. – Да и зачем мне это надо? Ты мне лучше йод дай.

Они поднялись в квартиру, Павел подождал внизу. Дёма вышел, постоял, тщательно надевая перчатки. Сказал, разглядывая ту, под которой скрывались теперь пластыри:

– Ладно. Будь что будет. Я ещё стрептоциду порядочно... ну и так далее. Во всяком случае, если б он шею сломал, хуже не придумаешь. Пойдём? Ты не очень сердишься?

– Кто такой Командор? – спросил Павел. – Что там у неё творится?

– Тебе-то какое дело! – сказал сын. – Видишь, замуж вышла, а этому, конечно, не нравится, раздувает из мухи слона. Командор тут однажды его на лопатки положил, так конечно, он теперь не любит Командора и накручивает с три короба.

– На лопатки – это в каком смысле? – спросил Павел. – Он что, драчун?

– Да нет... Николаич сам начал. Ну и получил.

– Из-за Ксюши?

– А почему тебя это так сильно интересует? Неравнодушен ты к ней, что ли?

– Неравнодушен, неравнодушен, – равнодушным голосом согласился Павел. – Так кто такой Командор?

– Командор! – довольным голосом сказал Дёма. – Ух! Понял?

– Ух! А ты что ж – не ух? – спросил Павел.

– Я не ух, я ах, – развеселился Дёма. – Эх!

– Дема, послушай, а ты, случаем, не ох? – спросил Павел. – Полтора года молчком сидишь, вот уж и звонки к тебе человеческие почти прекратились, одни заказчики звонят. Ты не подумай, что мне сильно надо в твою жизнь лезть, но я всё-таки несколько обеспокоен.

– У меня всё в порядке, – сказал Дёма.

– А почему человека не поздравил, если у тебя всё в порядке? Добро бы не звали, а то ведь звали! Жалко тебе, что ли? Что за глупая поза?

– Пап, я делаю то, что хочу, и не делаю того, чего не хочу. Если это кажется тебе важным, почему бы тебе не поздравить её самому?

– Милая мысль. Это чтоб жизнь мёдом не казалась?

– Да почему ж. Я думаю, она в общем-то обрадуется, – пожал плечами Дёма. – Ты же не собираешься говорить каких-нибудь гадостей? – он задумался. – Можешь даже горелку ей в подарок предложить. Складную походную с газовым баллоном. Она не так сильно гудит, как примус, и не пахнет бензином. Я купил, да передумал... Впрочем, Ксюша, кроме поздравлений, ничего от тебя в подарок не примет... Только про Николаича ничего не говори, понял? – вдруг заволновался он.

– Сын, – Павел остановился, развернул его к свету, заглянул в лицо. – Скажи ты мне, пожалуйста, любишь ты её или нет, наконец? То хохочешь, то караулишь, то руки режешь, да что я о тебе думать должен?

– Люблю, – ровно ответил Дёма. – Её и Командора. Ещё какие будут вопросы?

– Так, – соображая, сказал Павел. – Извини за вопрос, но ты хоть раз давал ей это понять?

– Папа, я живу не так, как ты, – ласково произнёс он. – Поэтому, если ты вздумаешь мне помогать, ты мне только помешаешь. Можно, ты не будешь обо мне беспокоиться? Когда мне будет нужна твоя помощь, я тебя попрошу. Договорились? Ты лучше подумай знаешь о чём: ты вот своему сыну хоть раз давал понять, что ты его любишь?

– А тебе это надо? – спросил Павел, глядя на него снизу вверх.

– Надо, – сказал сын. – Пошли купим торт? Отпразднуем что-нибудь. Ты же сегодня как будто свободен от посторонних объятий?

– Это чтобы было не так тоскливо? – усмехнулся он.

– Нет, – сказал Дёма. – Нет, папа, нет.

Назад в раздел